Поднятый на несколько десятков метров над землей монгольфьер давал возможность туристам за скромную плату в пять евро полюбоваться с воздуха панорамой столицы древних римлян.
К счастью, корзина еще находилась на земле, и несколько туристов терпеливо стояли рядом в ожидании посадки. Внутри никого не было, гид продавал билеты.
Аджаташатру оглянулся. Прямо на него бежал цыган. Он спрятал нож, чтобы не вызывать подозрений, но индиец не сомневался, что как только тот настигнет его, то без колебаний вытащит свое оружие и на глазах у всех проткнет его как куклу-вуду. Эта перспектива привлекла бы нашего экс-факира, окажись он на одном из своих надувательских выступлений, но без автоматического складного ножа и нескольких сообщников сцена странным образом теряла весь свой интерес.
Ни секунды не раздумывая, раджастанец прыгнул в металлическую гондолу.
Гид увидел его и закричал: «Эй!»
Туристы увидели его и воскликнули: «Ой!»
Джино увидел его и крикнул: «Ай!»
Аджаташатру был прав. Не обращая внимания на свидетелей, итальянский цыган выхватил из кармана нож и, держа перед собой, приготовился нанести последний удар. Только решетка отделяла теперь лезвие от живота индийца. Задыхаясь, тот закрыл глаза и наклонился вперед, руки на коленях, чтобы отдышаться. На этом путешествие заканчивается, подумал он. Последнее, что предстало перед его мысленным взором, – картина, украшавшая стену его номера в отеле. Он мечтал только о спокойствии и безмятежности и удивился, что в новой жизни хотел бы превратиться в стог сена на мирном поле.
* * *
Когда Аджаташатру открыл глаза, он понял, что еще жив и что перевоплощение в стог сена не состоялось. Он закрыл глаза в тот момент, когда противник метнул нож лезвием вперед по направлению к его желудку. Но индус инстинктивно подался назад, наткнулся на препятствие и растянулся плашмя на холодном дне корзины.
Несколько секунд он оставался в этой позиции, полагая, что горизонтальное положение гораздо лучше вертикального, – лицом к убийце, готовым за сто евро отправить его на тот свет, а может быть, и проткнуть чемоданчик, в котором лежало сто тысяч евро. Уже второй раз за два дня он прикидывался мертвым, это начинало входить в привычку, стало настоящей военной стратегией.
Итак, когда прошло какое-то время, но ни цыган, ни гид, ни туристы не залезали в корзину, Аджаташатру выпрямился, перешел в сидячее положение и замер от удивления. Он увидел, что наткнулся на огромный контейнер-холодильник, что на полу были и другие предметы: ручка, открывающая люк, и желтые баллоны, в которых наверняка находится запас газа.
Индиец осторожно встал на колени и с опаской бросил взгляд через решетку. Наемный убийца, а также гид и туристы исчезли. Исчезло все – деревья, окаймлявшие лужайку парка, сам парк, дома, отель, Рим, Земля. Абсолютно все. Вокруг гондолы, насколько хватало глаз, простирались обои пастельного цвета, украшенные белыми пятнышками. Небо.
Монгольфьер сорвался с привязи и впервые за всю свою туристскую карьеру, обретя свободу, поднялся в воздух, навсегда покинув земную твердь.
Писатель слегка наклонился вперед. Под ним болталась веревка, ею несколько минут назад летательный аппарат крепился к земле, но кто-то, озорства ради, перерезал ее ножом. Индиец не умер, но разве легче оттого, что он оказался в бескрайнем небе, отданный на волю дьявольской машине, управлять которой не умел? А может быть, он просто отсрочил неминуемую и гораздо более страшную участь – смерть от бесчисленных ножевых ран на твердой земле?
Водитель парижского такси не был гуманистом и не желал своему врагу быстрой смерти. Наверняка он велел своему подручному обречь его на долгую, мучительную гибель. А тот, увидев воздушный шар, придумал самую изощренную пытку.
Аджаташатру повезло, что он не страдал головокружениями и не боялся высоты. Но когда проплывавшие внизу крыши домов уменьшились до размера игрушечных, а туристы выглядели как муравьи в сандалиях, было от чего запаниковать даже самому стойкому дзен-буддисту.
Если бы не было ветра, монгольфьер завис бы над лужайкой парка виллы Боргезе. Но вместо этого, уносимый порывами Эола, он медленно, но верно двигался в неизвестном направлении. Теперь он поднялся на высоту ста пятидесяти метров, и с этого расстояния были видны окраины города, поля, окружавшие Рим, и серебряные отсветы вдалеке. Именно в сторону этих перламутровых бликов и плыл шар со скоростью пятнадцать километров в час. Скоро Рим остался лишь воспоминанием, крошечной точкой на горизонте. «Еще один город, который мне не удастся посетить», – подумал Аджаташатру.
Над головой индийца, словно разверстый рот осьминога, открывалось содержимое полотняного купола. В фильме
Пять недель на воздушном шареон видел, что время от времени нужно манипулировать клапаном горелки, чтобы подавать пламя или газ внутрь шара. Здесь действует принцип горячего воздуха, который поднимается, потому что он легче холодного, и поднимает за собой шар. Он стал искать горелку, нашел и привел в действие. Огромное пламя, как разъяренный дракон, вырвалось из резервуара и исчезло в темноте глубокого зева.
Как и два века назад, современные монгольфьеры не управляются. Они скользят по воле ветра. Аэронавт знает, откуда будет взлетать, но ему никогда не бывает известно, куда он приземлится. В этом вся прелесть путешествий на воздушном шаре.
Хотя средняя продолжительность полета не превышает шестидесяти минут, автономность силовой станции зависит от количества потребляемого газа, и технически полет может длиться два-три часа и даже дольше. Поскольку за час монгольфьер преодолевает в среднем от десяти до двадцати километров, Аджаташатру потребовалось не более трех часов, чтобы достичь Средиземного моря, – потом шар замедлился и стал неотвратимо падать в направлении синей морской пучины.
Экс-факир никак не мог побороть судьбу. Он мог только присутствовать при неминуемом снижении к устрашающей водной поверхности. Ну вот, теперь он погибнет. Утонет, потому что так и не научился плавать. Да, впрочем, ему это умение и не пригодилось бы. С каждой секундой берег удалялся все дальше и дальше. Он бы неловко проделал несколько движений брассом, а потом наверняка камнем пошел бы на дно.
Значит, здесь закончится его путешествие. Столько усилий, и все впустую.
Эта красивая синяя поверхность, такая безобидная с виду, была его линией финиша. Но красивая синяя поверхность потом превратится в красную цвета пума, а потом уже в кроваво-красную. Синдром монгольфьера, который замедляет полет и падает в воду, оказался страшнее синдрома грузовика, который замедляет ход и останавливается.
Он взял себя в руки и стал искать спасательный жилет, но не нашел: воздушный шар был рассчитан только на подъем и спуск в определенной точке над Римом. В контейнере-холодильнике, о который он споткнулся, было несколько банок воды, бесполезных в таких условиях. Он попробовал открыть люк на дне корзины, но чуть не потерял сознание, когда понял, что его ноги повисли в пустоте. Он закрыл его и, отказавшись от борьбы, стал ждать.