Инквизитор Красной Армии. Патронов на Руси хватит на всех! - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Подгурский cтр.№ 17

Офицеров готовили на ускоренных курсах. Военное время диктовало свои правила. Всего за три месяца они проходили курс военной подготовки в запасном полку или в самой действующей армии. Знаний и опыта у кандидатов в офицеры было недостаточно. В юные головы успевали вколотить лишь азы военного дела. На фронте им приходилось учиться самим. Все это производило унылое и тоскливое впечатление. Грань между новоиспеченными офицерами и унтер-офицерами становилась лишь формальной.

Чаша сия не миновала и авиаторов.

Первые вылеты для кандидатов в летчики напоминали состояние ребенка, который только что научился ходить: та же неуверенность в движениях, боязнь оступиться, сделать что-то непоправимое.

Тренировочные полеты с инструктором продолжались четыре недели. Каждый день взлет и посадка. Взлет и посадка. После тридцати полетов он налетал почти двадцать часов. Последний полет сделал без инструктора. Этот вылет считался экзаменационным. Аким должен был сфотографировать озеро, находившееся неподалеку от Петрограда. Задание выполнил. Учеба закончилась. Скорее на фронт. Акиму присвоили звание прапорщика. Вместе с новенькими погонами он получил назначение в гвардейский Первый авиаотряд на юго-западном фронте.

Попав служить в авиацию, Аким Поплавков вытянул свой личный счастливый билет, если такое определение вообще допустимо к добровольно записавшемуся в действующую армию. У него был реальный шанс дожить до победы или в худшем случае до конца войны. Как это ни цинично звучит, на войне офицеру легче выжить, чем солдату. А летчику легче, чем пехотинцу. Пехота — хворост, который охапками подбрасывают в костер войны. В пламя «шагает» батальон за батальоном, полк за полком. «Сгорает» за день наступления дивизия. Корпус — за три. Пламя войны гудит, радуясь новым жертвоприношениям. При таком раскладе в прямом смысле слова чем дальше от земли, нашпигованной пулями и осколками, тем больше вероятность уцелеть…

По прибытии в часть Аким первым делом представился командиру авиаотряда. Командовал гвардейским Первым авиаотрядом подполковник Яблонько. Высокого роста, в пенсне, он всегда был чисто выбрит и подчеркнуто вежлив. На этом его достоинства как командира и офицера заканчивались. Яблонько отрастил длинные усы и специально завивал их таким образом, чтобы они стояли под прямым углом. Такая мода называлась «а-ля Вильгельм Второй», по имени германского кайзера, носившего такие же колючие усы-стрелки. Их носили многие немецкие офицеры. Но странно было видеть подражателя прусской моде в русской армии.

Подполковник к авиации не имел никакого отношения. Много лет прослужил в Генштабе, попав туда сразу после окончания одноименной академии. Перед самой войной он был представлен за выслугу лет к производству в полковники. Но началась война, а по существующему в те годы положению звание полковника присваивалось только в действующей армии, на фронте. Вот и пришлось Яблонько покинуть так полюбившийся ему спокойный тыл и, подпоясавшись портупеей, отправляться на фронт за «полковником». Включились невидимые рычаги знакомств, потянулись ниточки связей в верхах, и подполковник убыл в действующую армию за следующим званием. Но что-то не сработало, а точнее, сработало, но не так, как он ожидал, в штабных недрах его назначили на подполковничью должность командовать авиаотрядом. В клеточках должностей организационно-мобилизационного управления должность считалась полковничьей. Но в штабе действующей армии ее забрали себе втихаря, проведя по документам как подполковничью. Командующий имел полное право на такое самоуправство. До Петрограда далеко, как до звезд. Попробуй пожалуйся. Все документы идут по инстанции снизу вверх и благополучно оседают, ложась под сукно в штабе армии.

Военная бюрократическая машина неповоротлива. Ее шестеренки зачастую бешено крутятся, работая вхолостую. В лучшем случае результат не превышает коэффициент полезного действия паровоза. Что-то в бумажных недрах не сработало и на этот раз.

Подполковнику с лицом канцелярской крысы дали под командование авиаотряд и равнозначную должность, а это оттягивало на неопределенный срок получение нового звания и возвращение в Генштаб. Яблонько вечно ворчал и был зол на весь мир. Подполковник не любил небо, боялся аэропланов, ненавидел солдат. Единственные, к кому он относился по-человечески, были летчики. У молодых военлетов количество взлетов всегда превышало количество благополучных посадок. Часто они вообще не возвращались с вылетов. Война. Единственное, что командир делал без проволочек, так это представлял наградные листы на подчиненных. Оформлял он наградные листы лично. Бумажное дело знал хорошо, и делопроизводство работало на отлично. Любил каллиграфическим почерком писать формуляры на отличившихся летчиков. Ни один наградной лист не вернулся обратно как неправильно оформленный. Хоть какой-то прок.

Все остальное время подполковник Яблонько смешил авиаотряд ненужными затеями. Когда появлялся на летном поле, он с серьезным видом пересчитывал аэропланы и заодно часовых, называя их отрядным имуществом. Без особой надобности постоянно расстегивал свою офицерскую сумку-планшетку и подчеркнуто вдумчиво смотрел на карту, водя по ней пальцем, хотя ориентировался плохо. Об этом в авиаотряде знали и по этому поводу постоянно острили.

Ставя боевую задачу авиаторам перед вылетом, командир всегда заканчивал свою речь одной и той же фразой, сказанной нервно-приподнятым голосом:

— Смелей действуйте, братцы! Я с вами, — он картинно выбрасывал руку вверх, указывая на небо, «орлиным взором» окидывая летчиков, стоявших перед ним. И летуны действовали так, что германским асам становилось тошно в небе и хотелось оказаться побыстрее на родном аэродроме.

Большого вреда от командира авиаотряда не было, впрочем, как и пользы, если не считать оформления наградных листов…

Бегло просмотрев сопроводительные документы, подполковник задал несколько вопросов прапорщику Поплавкову и сказал, что он будет летать на «Ньюпоре».

— Но его надо привести в порядок, — сообщил он, явно что-то недоговаривая. — Аэроплан старый. Другого свободного самолета в отряде нет.

Некоторые самолеты в авиаотряде «долетались» до такого состояния, что на них живого места не было. Их грустно называли «наши летающие гробы».

Поплавкову, как новенькому, достался видавший виды, довольно потрепанный «Ньюпор» с двигателем в семьдесят лошадиных сил, на котором ему предстояло летать. Машина не лучше и не хуже других.

— Вот ваш «гроб», господин прапорщик, — показал Акиму его самолет механик, выделенный из аэродромной команды в сопровождающие. — Когда он вернулся из полета, думали, что отлетался. Еле-еле дотянул до посадочной полосы. Чуть в воздухе не расклеился. Хотели списать вчистую. Ничего, подлатали, теперь на нем можно снова летать.

Не хуже… Без конца ремонтированный, с десятками заплат и заплаток на полотне оболочки, скрепленный проволокой и даже… веревками. Мотор давно выработал свой ресурс, но упрямо продолжал крутить пропеллер. Видимо, по привычке. Зато коряво, но с душой нарисованный на фюзеляже смеющийся чертик, хватающий за хвост вражеский самолет с крестами на крыльях, придавал его персональному «гробу» боевой вид…