— Я — Женя.
Мужчина опустил плакат и вытер лицо платком.
— Хорошо, что встретил тебя. Я — шофер мистера Мерритта. Зовут меня Росс. Дай-ка мне твои багажные квитанции — вот так, хорошо, а теперь стой здесь и не сходи с места. Я на минутку, — он пошел прочь, и Женя увидела на спине темные пятна пота, проступившие сквозь форменную рубашку. Вокруг нее люди встречались друг с другом: объятия, восклицания, поцелуи, отцы подхватывали на руки детей.
«Он не пришел к кораблю, чтобы встретить ее».
Шофер вернулся с ее чемоданами удивительно быстро и поставил перед служащим таможни.
— Контрабанду везешь? — улыбнулся тот Жене.
Она не знала значения этого слова и вся напряглась.
— Ну что ж, на этот раз пропустим, — он подмигнул и подал знак рукой — убирать чемоданы. — Добро пожаловать в Нью-Йорк, дорогуша. Увидишь, мы тебе понравимся.
Росс, а за ним Женя пробирались сквозь толпу к огромной машине. Такой большой она еще не видела. Разве кроме тех, что возят на похороны мертвых правителей. Шофер открыл заднюю дверь, и она вошла, как ей показалось, в небольшую комнату с диванами и баром.
Машина тронулась. Из маленького громкоговорителя донесся голос Росса.
— Не желаете ли коки, мисс Сареев?
Женя отрицательно помотала головой в стекло, за которым находился Росс.
— Или чего-нибудь другого? Сока, лимонада? Все там в баре перед тобой. Просто нажми серебряную кнопку.
«Как в сказке, но в сказке жуткой».
— Спасибо, — ответила она в пустоту. — Почему Бернард не приехал, чтобы встретить ее? Может быть, он болен? Или вообще куда-нибудь уехал Америки?
В окне стоявшие рядом дома уходили вершинами в небо. Небоскребы, вспомнила Женя. Но небо они не скребли, они впивались в него остриями. Ее поселят в одном из них? Так высоко над землей?
Несмотря на обжигающую жару, улицы были полны народа и люди куда-то спешили. У некоторых в руках были бумажные пакеты. На скамейках под деревом двое мужчин распечатывали свои. Обед, поняла она и с облегчением подумала, что и в Америке есть настоящие люди.
— Вот мы и приехали, — раздался голос водителя. — У мистера Мерритта здесь тройка наверху.
— Тройка? — переспросила она, выйдя из машины. Перед ней возвышалось высокое здание, но справа зеленели деревья и трава — парк.
— Трехэтажная квартира в надстройке. Видишь ли, он владеет отелем.
— Отелем?
— Отелем «Франсуаз». Главный вход за углом с Пятой авеню, а здесь личная дверь мистера Мерритта, — он ввел ее внутрь и, с чемоданами под мышками, в лифт. Там было лишь две кнопки: «Н» и «X». — Надстройка и Холл, — объяснил Росс. — Мистер Мерритт даст тебе ключ.
Они поднялись наверх и вступили в прихожую, уставленную свежими цветами и увешанную картинами. Искусно вырезанная передняя дверь открылась, когда Женя приблизилась, и она оказалась в распростертых объятиях Мерритта.
— Добро пожаловать, дорогая моя.
— Это вы, — по-русски произнесла Женя и закрыла глаза.
Теперь она была выше, доходила макушкой ему почти до переносицы, но наклонила голову, нацелясь лбом в шею.
— Вас там не было… Когда я сходила с корабля…
Бернард ослабил объятия, но она по-прежнему прижималась к нему.
— Я был в конторе. Бросил все и примчался сюда, как только Росс позвонил мне из машины. Пойдем, Женя, — он ответил по-русски и отстранился от нее.
Слезы стояли в ее глазах. Он не был болен, не уехал из Америки, просто был занят.
Держа Женю за плечи на вытянутых руках, Бернард оглядел ее:
— Ты похудела, Женя. Ты здорова?
Она кивнула. В Англии единственной приличной едой был завтрак. Остальное было почти невыносимо.
— Росс позаботится о твоем багаже. Плавание было удачным? Отлично. Сейчас посмотришь квартиру.
Они стояли в холле за передней дверью — круглой ротонде с куполообразным потолком, таким же, как в комнате Дмитрия и Жени. Подвешенную к центру люстру крепили тонкие шнуры, в которые были вплетены миниатюрные стеклянные призмы, напоминающие радугу, пол отделан белыми и черными мраморными квадратами.
Жене не хотелось осматривать квартиру. Ей пришелся бы больше по душе прием, которым встречали людей с дороги дома: сажали за чай и долго-долго обо всем говорили. Ей о многом нужно было спросить. Но Бернард повел ее в первую дверь направо. За ней оказалась комната, похожая на музей во дворце: на стенах висели картины в тяжелых золоченых рамах, на персидских коврах стояла мебель из полированного дерева, обитая парчой. Все как будто напоказ, а не для того, чтобы пользоваться. Бернард указывал на предметы на столах и полках. Корзина, сплетенная из серебряных прутьев, до прозрачности тонкая китайская ваза, кувшин из литого золота с орнаментом из кораллов.
— Красиво, — говорила о каждом Женя.
— Этот дом полон прекрасных вещей. Большую часть своей жизни я занимаюсь коллекционированием. Сначала приобретал то, что мне просто приглянулось. Потом начал собирать систематически. Теперь у меня много коллекций. Не все так уж хороши, но весьма интересны: импрессионисты, африканское искусство, восточная коллекция. Большинство из них я держу в других домах, а здесь только самые лучшие вещи.
Они прошли в другую комнату, еще более прекрасную, чем предыдущая.
— А здесь есть кое-что, — Бернард указал на картину на стене, — что ты должна знать. Нет? Кандинский — один из величайших ваших мастеров. Моя русская коллекция охватывает тысячелетие — от икон до модернистов, которых советские власти клеймят «декадентами». У меня есть серебро Ивана Грозного, несколько стульев, принадлежавших Петру Великому. В библиотеке есть томик Вольтера, подписанный им Екатерине, и несколько страниц рукописи Толстого. Но больше всего я дорожу иконами, — последние слова он произнес со страстью.
Женя смотрела на удивительного человека — холеного американца, водящего ее по музею русских сокровищ.
Человек не может жить в таком доме, расстроенно думала она. Кто решится сесть на такую мебель? А что делать зимой с мокрыми ботинками?
Бернард не уставал напрашиваться на ее похвалы:
— А это правда Красиво? — перед ней оказалась маленькая статуэтка птички. — Правда, прекрасно? Сделана восемьсот лет назад.
Женя машинально повторяла «прекрасно» и «красиво», едва замечая предметы, на которые он ей указывал или к которым подводил.
Они поднялись наверх по спиральной лестнице, устланной красным ковром.
— Сейчас покажу, где ты будешь жить. Тебе, наверное, интересно.
Но ей не было интересно. Ей хотелось бежать от всей этой роскоши, от тирании вещей. Оказаться дома или в Финляндии. Америка оказалась слишком велика. Бернард, вышагивавший впереди Жени, казалось, отдалился больше, чем до того, как она его встретила.