С годами она стала еще красивее, думал Эли. Удивительная красота — с каждой их встречей становится все совершеннее. Самая желанная женщина, какую он когда-либо знал. Даже старина Ортон хочет ее. А может быть, и все коллеги-врачи и пациенты мужчины.
Теперь она была зрелой женщиной, а не девочкой, до которой он боялся дотронуться. Она побывала замужем и, вероятно, имела много мужчин, некоторым из них отвечала взаимностью. Что за девушка! Это тело, эти распущенные золотистые волосы, которые могут так разметаться по подушке, эта кожа.
— …Жаль, что у вас не сложилось с Пелом, — произнес он вслух.
— Мне тоже, — она отказалась еще от одной порции спиртного. — И еще жаль, что ничем нельзя остановить Ортона. Спасибо, что смогли встретиться со мной. Надеюсь, что не доставила вам слишком много хлопот… — Жени поднялась.
Эли Брандт последовал за ней:
— Подожди. Я отвезу тебя домой.
— Вам не по пути.
— Жени, пожалуйста. Ты так красива. Давай будем вместе.
Она удивленно посмотрела на Эли, не веря, что правильно поняла его слова. Его взгляд был прикован к ее губам:
— Сегодня, — добавил он.
Он перевел взгляд выше, и даже в полумраке Жени заметила в его глазах золотые отсветы.
— Думаю, что всегда тебя хотел, Жени, — он заговорил почти что басом. — И хочу сейчас.
Глаза держали ее, ласкали и согревали.
— Тогда вечером, — начала она. Вечером в день смерти Сони. — Вы пригласили меня на ужин. Здесь, в Нью-Йорке.
— Помню. К Джиордано, — он взял ее руку в обе свои ладони.
— А по дороге обратно я все думала в машине…
— О чем?
— Я все думала… — она встряхнула головой, — о нас.
— И я, дорогая. Но я не осмелился. Ты была слишком молода. Еще девочка. Я не хотел причинять тебе боль.
«Потому что ты был женат, — подумала Жени. — И женат до сих пор. Приведи тебя домой, и через несколько часов ты уйдешь обратно к жене».
— Я сейчас расплачусь, мы возьмем такси… и поедем. Официант!
— Нет, Эли. Девочки, которая была в вас влюблена, больше нет. Она превратилась в меня.
— Давай забудем о ней. Девочки больше нет, но есть женщина!
Жени рассмеялась. Напряжение спало, и внезапно она почувствовала облегчение, ощущение свободы.
— Женщина проголодалась. Отвези-ка меня не домой, а куда-нибудь поужинать.
Эли в изумлении посмотрел на нее и вдруг понял: эта женщина уже не та девочка, которой он бредил с десяток лет назад. Она стала еще прелестнее и превратилась в коллегу. И она предлагала ему не связь, не чувство, а дружбу. Путь к любви простирался в другую сторону.
— Официант! — снова позвал он. На этот раз официант появился сразу же, неся на подносе счет. — Нам нужен столик в соседнем зале, — объявил Эли расплачиваясь.
— Хорошо, сэр. Пожалуйста, следуйте за мной.
Они направились за официантом.
— Не разделишь со мной жаркое из барашка? Они не делают на одного, а я его очень люблю.
— Зависит от того, какой прожаренности. Средней?
— Совершенно верно.
— Тогда разделю.
— Ну слава Богу, — и он поцеловал ее в волосы, когда они переходили из бара в ресторан.
Они ели, не спеша, говорили о самых разных вещах, но постоянно возвращались в Ортону. Эли продолжал рассуждать, а за десертом заключил:
— И все же я не вижу способа остановить Ортона. Во всяком случае, не сейчас. И я не хочу, чтобы ты оставалась у него. Это может быть опасным, — врач нахмурился. — И я решил тебя похитить.
Жени не знала, смеяться или нет. Но Эли серьезно продолжал:
— Я использую все свои связи, чтобы тебя перевели в другой госпиталь, где не распространяется влияние Ортона.
— А что я скажу доктору Мессеру? — запротестовала Жени.
— Ничего. Я все улажу сам. И с ним тоже. Он один из моих старинных однокашников по медицинской школе, и я могу полагаться на его скромность. Я немедленно предупрежу его, чтобы начинал подыскивать тебе место. А тем временем возьмешь неделю или две отпуска.
— Я не могу!
Эли Брандт улыбнулся:
— Вот она, моя Жени. Не думаю, чтобы ты когда-нибудь пользовалась отпуском по болезни.
— Взяла лишь один день для Дэнни.
— Тогда делай, что тебе говорят. По возвращении ничего не придется рассказывать. В этом городе мне многие обязаны и по крайней мере трое заведуют хирургическими отделениями. Куда бы ты не пошла, будешь работать в той же должности, что и теперь.
— Невозможно! — произнесла она, но в тот же миг поняла, что Эли способен совершить невозможное. Он держал слово. — Не знаю, как тебя и благодарить.
— Зато я знаю, — лицо Эли осветилось улыбкой. — Будешь обедать со мной так часто, как только мы сможем встречаться.
— Не слишком ли много запрашиваешь?..
— Знаю. Знаю, доктор. Признаю, что веду себя нечестно: пользуюсь растрепанными чувствами девы в беде. Извини, старею. Согласен выполнять на твоей свадьбе роль отца и полагаю, это дает мне право просить об услуге, которую ты легко окажешь старику.
Жени наклонилась к Эли и поцеловала его.
35
Город лежал под ней в лучах бледного солнца, окрашивавшего дома в цвет грубого полотна. Подобно амфитеатру они поднимались симметричными рядами из расселины между горами. Как в амфитеатре в операционной, как места в анатомическом классе, подумала Жени. В белом хирургическом халате она стояла на узкой вершине горы. Сильный ветер трепал ее волосы, пытался заставить согнуться, но она крепко стояла на ногах. В безопасности на вершине, она смотрела вниз в долину и улыбалась…
Жени открыла глаза и повернулась к будильнику: как и каждое утро, в одно и то же время даже без звонка — 5.56. Она все еще улыбалась сну, но образы уже начинали растворяться.
Она потянулась. Хороший сон. И смысл его ясен. Через несколько недель она получит диплом — достигнет вершины после долгого подъема по склону: двенадцать лет назад она поступила в медицинскую школу и уже восемь лет занималась врачебной практикой.
Она завершала ее в новом Амстердамском университетском госпитале на Второй авеню. Эли сдержал слово, и во время обеда через шесть недель после их первой встречи, Жени рассказывала ему, что новая работа такая же ответственная и многообещающая, как в Маунт Зион или Эпископалиан.
Что она станет делать после аттестации — Жени еще не знала. Когда-нибудь обзаведется собственной практикой, но сейчас для этого у нее не было денег, а в долги залезать не хотелось. Бывшие коллеги предлагали принять участие в их делах, но она чувствовала, что такой компромисс не сможет ее удовлетворить. Она могла остаться там, где работала, или перейти в другой госпиталь в Нью-Йорке, но после восьми лет Жени жаждала перемен.