Неукротимый огонь - читать онлайн книгу. Автор: Льюис Сьюзен cтр.№ 126

Красивое смуглое лицо Энди и его непослушные белокурые волосы поблескивали при свете костра. Держа бокал в высоко поднятой руке, он говорил:

– Итак, мы почтем за великую честь, если вы, Рианон, и ты, Дуг, согласитесь стать крестными родителями нашего щеночка.

– Кого? – возмутилась Рианон.

– Нашего отпрыска. – Энди немедленно перешел на классический британский английский.

– Он полагает, что это будет мальчик, – сообщила Лиззи подруге, – а я пока не набралась смелости его разочаровать.

– От имени Рианон и от своего имени заявляю: мы согласны, – объявил Дуг и поднялся на ноги, а несколько сидевших за праздничным столом егерей зааплодировали. – А теперь могу я предложить тост за моего брата?

Его сияющий взор встретился со взглядом Энди. Тот выкрикнул, ухмыляясь:

– Вперед, старик!

Дуг жестом пригласил всех чокнуться с его братом.

– Голова кружится от этой мужской галиматьи, – заявила Лиззи, обмахиваясь веером.

Смеясь, Рианон тоже подняла бокал.

– Вперед, старик! – повторила она и чокнулась с Лиззи. – Когда?

– Где-то в августе. Значит, по гороскопу лев, и если будет похож на папу, то будет бросать и возвращаться.

– А если на маму – у него будут крылышки, нимб, он будет играть на арфе, как…

– Оставь, – попросила Лиззи и отправила в рот сразу несколько виноградин. – Это между нами. Не надо, чтобы стали расспрашивать.

– Кого тебе это напоминает? – говорил Энди Дугу, прилежно очищая виноградную кисть.

– Нет, ты посмотри! – громко обратилась Лиззи к Рианон. – Нельзя даже объявить, что у нас будет ребенок. Они сразу начинают пороть чушь. Подумать только, и я согласилась выйти за такое замуж…

Энди выплюнул несколько виноградин и лирически произнес:

– Это наш первый… Я о таком слышал.

– И последний, – бросила ему Лиззи. – Дуг, передай нам вина.

– Разве тебе стоит пить? – проворчал Энди.

– А разве тебе стоит жить? – парировала Лиззи.

– Да перестаньте вы, Боже мой, – простонала Рианон.

– Можно тебя поцеловать?

Энди присел рядом с Лиззи и обнял ее.

– Можно, если после этого вы оба заткнетесь.

Лиззи сказала эту фразу очень громко, ее голос перекрыл даже барабанный бой.

– Эй вы, может, хватит препираться? – вмешался Дуг.

– Рианон, не хотите потанцевать? – предложил Энди, когда музыканты заиграли новую мелодию в ритме шимми, и несколько как следует подогретых гостей вскочили из-за столов.

– Почему нет?

Рианон поднялась.

– Научи ее “походке бушмена”*! – крикнул брату Дуг.

– Чему? – переспросила Рианон, стараясь перекричать барабанный бой.

– “Походке бушмена”, – повторил Энди и стал трясти руками и ногами и к тому же подвывать так истерически-нескладно, что Рианон, как и все присутствующие, могла только хохотать до упаду.

* Бушмены – аборигены Южной Африки.

Затем Дуг взял на себя миссию известить всех и каждого о том, что скоро станет дядей, и через несколько минут весь лагерь представлял собой одну шумно веселящуюся компанию.

В перерыве между танцами Рианон спросила у Лиззи:

– Тут всегда так?

– Может, поменьше буйства, – ответила Лиззи, – но этот человек ненормальный, ему все время нужны развлечения.

Рассмеявшись, Рианон бросила взгляд туда, где Энди отплясывал с жирной американкой в кокетливой соломенной шляпке, а Дуг расправлял перья перед парочкой шведских геев.

– Знаешь, Максу бы тут понравилось, – с улыбкой заметила Рианон. – У него такая напряженная жизнь, что он с удовольствием бы снял пиджак и расслабился.

– Значит, при первой возможности мы с тобой познакомим Макса с этими паяцами, – хихикнула Лиззи.

Рианон взглянула на подругу, вскинув брови.

– При первой возможности? – насмешливо повторила она. – Не хочешь ли ты сказать, что Господь Бог посвятил тебя в свои тайны?

– Хотела бы я это сказать, – вздохнула Лиззи. Рианон тоже вздохнула.

– Давай о другом, ладно? У нас праздник, а не вечер сочувствий. Где там твой красавчик? Тебе пора танцевать.

Как по заказу за их спинами в ту же секунду оказался Энди и уволок Лиззи в толчею. Рианон, улыбаясь, смотрела на них, удивительно счастливых, и не понимала, почему когда-то ее не отпускало чувство, что если Лиззи вернется в Перлатонгу, обязательно случится что-то ужасное.

– Папа! Смотри! Смотри, папа! – кричала Марина.

Она оглянулась через плечо, чтобы убедиться, что отец ее слышит.

– Я смотрю, малышка, – отозвался Макс и опустил на глаза очки, чтобы блеск чистейшего снега на склоне горы не слепил его.

– Эге, Алекс! – крикнула Марина брату. – Ты готов?

– Да, – откликнулся тот.

Мальчик, одетый в синий костюм, занял место несколькими ярдами выше, там, где расположилась компания начинающих горнолыжников, которые отчаянно размахивали руками и хватались друг за друга, стараясь удержать равновесие.

Макс нежно заулыбался. Какой бесстрашный у него сын, как горят его глаза, устремленные на Марину. Алекс оттолкнулся палками и помчался вниз, к сестре. Марина обхватила его.

– Молодец! Папа, ты видел? Алекс съехал сам, и я его поймала!

– Да, видел, конечно.

Глаза Макса смеялись над детской гордостью и детской радостью. Они репетировали этот нехитрый трюк добрых полчаса, пока сам Макс попивал горячий шоколад, делая вид, что не смотрит в их сторону.

– Это я его научила! – с гордостью заявила Марина, подъехав на лыжах к кафе, возле которого сидел Макс. А когда Алекс скользнул к ним и попал прямо в отцовские объятия, она расхохоталась.

– Эгей! – Теперь смеялся и Макс. Он покачивал сына на колене и целовал в щеку. Щека была такая розовая, холодная, такая мягкая, что Макс чмокал ее еще и еще, пока Алекс не стал вырываться. – Ладно. Дай пять.

Макс протянул ему руку.

– Ага! – в восторге завопил Алекс и, не снимая перчатки, засунул руку в руку отца. – Правда, я катаюсь почти не хуже Марины?

Большие глаза дочери внимательно глядели на отца из-за чашки, которую Марина как раз подносила ко рту.

– Почти, – подтвердил Макс и подмигнул девочке. – Почти, но еще не совсем.

Удовлетворенный Алекс просиял, а Марина с важным видом поставила чашку на стол, встала и помчалась, петляя, вниз, дабы продемонстрировать, насколько превосходит брата в горнолыжном спорте. Алекс следил за сестрой, в его больших голубых глазах горело восхищение.