В атмосфере любви - читать онлайн книгу. Автор: Карен Темплтон-Берджер cтр.№ 6

Когда Гвин получила стипендию для обучения драматическому искусству в колледже, бабушка была в восторге. Вероятно, Нане казалось, что «Оскар» или «Эмми» уже маячат где-то за углом. Поппи, как и ожидалось, считал, что у них обеих не хватает мозгов. Нана тогда сказала Гвин, что она уладит конфликт.

И действительно, в течение некоторого времени бабушке удавалось делать это — до тех пор, пока все не изменила болезнь, обнаруженная, когда Гвин была на предпоследнем курсе колледжа. Несмотря на ударные дозы лекарств и химиотерапию, вскоре стало ясно, что Нана больше не сможет помогать Поппи управляться с гостиницей. И поддерживать внучку тоже.

— Так вот, тебе придется забыть об этой дурацкой идее стать актрисой, — сказал Поппи однажды за ужином, когда Гвин приехала домой на рождественские каникулы. — Посмотри правде в глаза: скольким удается достичь успеха? Одной из сотни? Из тысячи? Ты просто зря тратишь время.

— Но это мое время, — тихо возразила тогда Гвин, катая по тарелке ломтик картошки. Бог знает, почему ей запомнилась эта картошка. — Это то, чего я хочу.

— Чушь! В двадцать один год никто не знает, чего он хочет от жизни. Так что послушай меня, юная леди. Если ты действительно хочешь приносить пользу, пройди в своем колледже курс бизнеса, чтобы ты могла помочь мне управлять гостиницей.

Они не знали, что как раз в этот момент к дверям кухни подошла Нана — это был последний раз, когда она смогла выйти из своей комнаты. Пересиливая боль, она велела Поппи замолчать и дать Гвин возможность самой определять свое будущее. Гвин с улыбкой вспомнила ее точные слова: «Не мешай ей, Ангус!» И слова не остались просто словами: бабушка оставила в наследство Гвин приличную сумму, которая предназначалась исключительно для поддержки ее сценической карьеры.

На следующий день после окончания колледжа Гвин уехала в Нью-Йорк — столь же наивная и столь же решительно настроенная, как тысячи юных девушек, ступивших на этот путь до нее.

В эти два года она испробовала все. Работала официанткой и хваталась за любую другую случайную работу, чтобы платить за уроки танцев, пения и актерского мастерства. Регулярно перечитывала газеты в поисках объявлений о наборе актеров, не состоящих в профсоюзе. Ходила на прослушивания, надеясь, как и каждая из пятисот других претенденток, занять одно из двенадцати вакантных мест в хоре. Соглашалась на эпизодические роли в самых неудачных бродвейских спектаклях, которые никто никогда не смотрел. И все же до последнего времени она высоко держала голову. В очередной раз слыша: «Спасибо, мы будем иметь вас в виду», Гвин не теряла надежды и выходила из темных зрительных залов и пропахших смесью пота и духов танцевальных студий с уверенностью, что следующее прослушивание будет Тем Самым — началом ее успеха.

Однако деньги исчезали гораздо быстрее, чем поступали, а все попытки Гвин устроиться в нетеатральном мире были не более успешны, чем ее прослушивания. Через неделю после того, как она получила работу регистратора в небольшой картинной галерее, ее уволили без всяких видимых оснований, если не считать каприза хозяина. Потерпев временное поражение, Гвин сняла со счета в банке последние семьдесят долларов и купила билет на автобус до Лейквуда. Но она не сдалась.

Она плохо представляла, что будет делать и как. Ясно, что некоторое время ей придется торчать в этой глуши. Бесполезно искать работу в большом городе до Рождества. Но в будущем Гвин все равно планировала вернуться в Нью-Йорк. Она даже оставила большую часть вещей у своей подруги Триш в Бруклине. А пока что ей надо найти работу, выстоять против гнева дедушки и… и разобраться в своих чувствах к Алеку Уэйнрайту. Потому что, будь у нее хоть какая-то надежда, она бы бросилась ему на шею, не спрашивая ничьего позволения.

Когда они виделись в последний раз, Гвин была еще ребенком. Теперь она женщина — по крайней мере в теории — с женскими и совсем не теоретическими желаниями. Достаточно взрослая, чтобы понять, что происходит. Он красив, она одинока и их связывает прошлое. Опаснейшая комбинация.

Но мысли об Алеке Уэйнрайте могут подождать. Есть более неотложные дела. Гвин начала запихивать старые программки обратно в ящик стола, затем передумала и бросила их в корзинку для бумаг. Встав со стула, она поправила на себе свитер, провела рукой по коротко стриженным волосам и на подкашивающихся ногах направилась в гостиную к деду.

Алек сидел за столиком напротив безупречной во всех отношениях блондинки, проявляя больше интереса к хлопьям снега, которые падали, кружась, за обрамленным клетчатыми занавесками окном, чем к словам своей собеседницы. Эта встреча в кафе-кондитерской, которую Марианна явно хотела представить как «свидание», была целиком ее идеей. Алек не сомневался, что десятиминутного разговора по телефону было бы вполне достаточно, чтобы обсудить все возникшие у нее проблемы, но, поскольку ему все равно надо было ехать в город, согласился. К тому же он чувствовал себя неловко из-за того, что практически бросил трубку во время разговора с ней, когда увидел Гвин. Так что ломтик кекса и чашка чая — это минимум того, чем он мог компенсировать свою оплошность.

— Алек? Ты меня не слушаешь…

Марианна помахала рукой перед его лицом, чтобы привлечь его внимание.

— Что? Ах, да, извини, — пробормотал он, отхлебнув остывшего кофе. — Что-то я сегодня рассеян. О чем ты говорила?

Кажется, она пересказывала сплетни о ком-то из учителей, а при подобных разговорах его мозг немедленно отключался.

— Я говорила, Алек, — она сделала аккуратный глоток чая, — что тебе придется сочно найти мне замену на период до конца года.

— Календарного или учебного? — сразу встрепенувшись, спросил он.

— Надеюсь, что календарного. — Она беззвучно поставила чашку на блюдечко и посмотрела на него ясными голубыми глазами. — Мама неважно себя чувствует, и папа хочет, чтобы я приехала домой и осталась до Нового года.

Несмотря на призывно-манящее выражение ее глаз, в голосе звучала искренняя озабоченность.

— Сочувствую.

Алек не в первый раз слышал от Марианны о плохом самочувствии ее матери — ей все время становилось то лучше, то хуже. Он сознательно удержался от того, чтобы сочувственно пожать ей руку, хотя видел, что Марианна намеренно пододвинула ладонь ближе к нему, чтобы он мог сделать это. Ее почти воздушный, пушистый розовый свитер вдруг вызвал у него ассоциацию с крашеным цыпленком, из тех, что обычно продают на Пасху. Он моргнул, чтобы прогнать забавный образ, и спросил:

— Когда ты уезжаешь?

— В среду, после уроков.

Алек мысленно просмотрел список возможных замен и кивнул.

— Думаю, проблем не будет. Попрошу миссис Боусэн взять твои классы.

Но уже в следующую секунду лицо Алека озабоченно нахмурилось. Конечно, миссис Боусэн отличный преподаватель английского, но ее таланты не распространяются на театр.

— А как же насчет уроков драматического искусства? И спектакля?