Провинциальный роман - читать онлайн книгу. Автор: Наталия Шумак cтр.№ 32

— Бедная моя… внученька.

— Бабушка?

— Все будет, все о чем мечтала. Твое терпение и доброта, мои молитвы, ЕЕ милость. Не печалься, детонька. Все будет. И обо мне не плачь. Он тебя любит. Твой грешник. Станете двумя крыльями. А сюда не спеши. Успеется. Редко кому удается обрести себя целиком и взлететь. Ты заслужила. А он — нет. Но он будет прощен, для тебя, ЕЮ. Ступай, не холодей только сердцем, неразумная моя. Ступай.

— Бабушка.

— Мне легко теперь. И ты не плачь.

— Бабушка?

Трава выросла, обняла шелково, убаюкала, запеленала в кокон. Далекая песня, доброй рукой дотянулась, погладила, подняла. Вспыхнул брызгами невероятно белый свет. Распахнулся навстречу, сжался, втягивая, и понес вдоль берегов спокойной реки. Мимо. Вверх. Обратно?

* * *

— Арина.

— Арина.

— Арина. Вот и умничка. Вот и молодец. А то помирать собралась. Тридцать первого декабря. Другого времени не подобрала? Мы тут намылились спокойненько попьянствовать, ну спасибо дорогая, удружила. Больше копыта не отбрасывай. До нового года два часа осталось. Народ как раз успеет картошку с огурцами на стол поставить, хлеб нарезать… чай заварить. В реанимации тоже люди работают. Дай им передохнуть, праздник отметить. Идет?

— Ба…

— Не волнуйся о ней.

По тому, как он отвел глаза в сторону, Арина все поняла.

— Она умерла?

— Да. Но лицо спокойное, с улыбкой. Наверно во сне. Отмучилась старушка. Ты не волнуйся ни о чем. Похороним. Все будет в порядке.

— Кто?

— Похоронит что ли? Да я сам. Не переживай. С утра съезжу, обработаю ее, уколю, чтобы долежала до похорон, не пахла. Да она худенькая, а дома у вас прохладно. Долежит. А через день все устроим, не дрейфь. Родственники есть? Кому телеграмму дать?

— Нет. Я не знаю где. Отец… Никого нет. Никого.

— Ну, и без них обойдемся.

Он бурчал что-то ободряющее, советовался с молодым реаниматором, сам менял флаконы на капельнице. Арина хотела, но не могла уснуть. В тяжелой, словно заполненной свинцом голове вспыхивали и гасли искры дикой боли. Онемевшего тела девушка вообще не чувствовала. Разве только колючий холод в груди.

— Что со мной?

Сестра уловила ее вопрос, верней прочитала по губам.

— Сердце. Такая молодая и на тебе. Ничего, оклемаешься. Вовремя привезли. Повезло.

Повезло? Повезло? ПОВЕЗЛО?

— Что-то еще хотите сказать?

Над ней нависал врач. Худой точно велосипед. С тонкой шеей и выпирающим кадыком.

— С новым годом, доктор.

— Да вы юмористка. Спасибо. И вас.

Он ушел. За стеной зашевелился чужой разноголосый смех. Слишком громкий. Бесцеремонный и циничный. Арина хотела уснуть. Отключиться. Был бы штепсель, чтобы вырвать его из розетки! Увы. И бой курантов, и визг тех на кого плеснуло выстрелившее шампанское, были распрекрасно слышны. Позже она узнает, что до ординаторской добрых двадцать метров и две двери. Сейчас ей казалось, что все происходит в двух шагах, за бумажной ширмой. Федор. Бабушка. Она сама. Новый год. Семеновы будут ждать ее завтра после обеда. Какая чушь!

— Укольчик.

Медсестра подходила еще тысячу раз. Ночь тянулась бесконечно долго. Арина вспомнила все молитвы, какие знала и прочитала их. Все смешалось в ее сознании. Из стены, на которую падал яркий свет, проступало лицо Марины. Она повторяла, что Федора больше нет.

— Вы ведь не поладили с ним тогда…

Не поладили? Мы не поладили?

— …Если будет нечем дышать от горя, всегда можешь кинуться мне на грудь, разрешаю.

— Федор, мне нечем дышать. Федор, к кому мне кинуться и плакать, плакать, плакать? Федор…

Он сидел рядом, огромный и светлый. В алом джемпере и черных брюках. И притворялся рассерженным.

— Противная девчонка! Повесила нос и хнычет. Хорошая порка, вот чего тебе не хватает.

— Федор… Федор… Федор!

— Что?

— Федор.

— …

— Федор.

— …

— …

— …

— Она зовет какого-то Федора. Муж? Друг? Надо ему сообщить.

— Некому сообщать.

Отрезал голос Василия. И повторил.

— Некому.

— Понятно. Жаль девочку. Кто у нее есть? Родители? Родственники?

— Мы с Аленой. Больше никого.

— Вообще?

— Абсолютно. Так что в случае чего — зови, распишусь.

— …

— Эй, открой глаза! Быстро!

— …

— Молодец. Узнаешь меня?

— Да.

— Какой сегодня день?

— Первое января.

— Седьмое. Так что с Рождеством тебя, дорогуша!

— Не может быть. Бабушка.

— Похоронили, не волнуйся. Соседей угостили, тех, кто пришел. Немного, человек пять. Одна, эх и шустрая бабка! Электровеник, честное слово. Очень нам помогла. Варила каши, посуду мыла. У тебя дома прибралась. Но Алена ей все равно ключи не оставила. Они у нас. Двойной комплект. У тебя в кошельке были деньги. Мы добавили совсем немного. Но в собесе должны будут выдать помощь. Ты богатая женщина, Родионова. Две тысячи таскала с собой. Возьми к себе в напарники. А! Звонили, как их… Семеновы! Интересовались. Кто они тебе? Их водитель привозил лекарства по списку, который мы с заведующим диктовали. И, доложу тебе, не все эти лекарства можно купить в Заранске. Многие только в Москве. И стоят они, кстати, недешево. Если не сказать больше. Ага. Самолет твои Семеновы за ними гоняли, что ли в столицу? Шучу. Так что спасали тебя по первому классу. Сегодня в отделение поднимут. Полежишь в кардиологии. Не мычи, никуда не денешься. Алена приходила к тебе вчера, но ты была никакая. Я ей уже позвонил, вечером забежит, или завтра с утра.

— …

— В туалет хочешь? Сейчас. Не делай зверское лицо, я не мужик, а медик. Не, ну иногда мужик. Вот поправишься, буду домогаться, не раньше. Светлана! Светлана! Обслужи мою золовку. Или кто ты мне? А?

* * *

В маленькой двухместной палате, Василий не соврал, такие палаты всем подряд не полагались и означало это именно лечение по первому классу, было тепло и светло — хорошо, на совесть заклеенные окна, выходили на южную сторону. На тумбочках не резвились тараканы. В углу имелся умывальник, за дверью общий с соседней палатой туалет. Лежи не хочу. По совковым понятиям — условия замечательные. Сокамерница, так она сама себя называла, эффектная дама — директриса детской музыкальной школы, попалась общительная, щедрая и веселая. Так что лежали дружно. Георгина Пантелеймоновна интеллигентно, как умела только она, посылала врагов, рассказывая очередную байку про интриги в композиторских и около музыкальных кругах. Мило сплетничала, приукрашивая события для пущей образности. Она была совсем молодой — тридцать семь, задорной, лукавой и насмешливой. Впрочем, под бархатными перчатками угадывались стальные когти.