— По многим причинам. — Сара опустила голову.
Уилл молчал. Он наблюдал за тюленями. С восходом солнца их стало лучше видно. Они по-прежнему сливались со скалами, едва различимые, похожие на младенцев, жмущихся к матерям. Сара опустила глаза.
— Вы напрасно думаете, что он вас ненавидит, — повторил Уилл.
Сара посмотрела на него. Его лицо было смуглым, он не успел побриться, и темная щетина придавала ему привлекательности, вместе с тем не лишая доброты. Он был явно огорчен, словно хотел сказать гораздо больше, чем только что сказал.
— Откуда вы знаете? — спросила она, умоляя про себя, чтобы он сказал ей что-то, чему она сможет поверить.
— Потому что никто не может вас ненавидеть, — произнес Уилл.
Сердце Сары упало. Дрожь охватила ее, и она никак не могла взять себя в руки. Она ждала от него чего-то определенного, какого-то доказательства или вывода, которые он сделал, наблюдая ее рядом с сыном. Которые могли бы ее переубедить… Она молча ждала. Уилл понял, что должен выразиться точнее.
— Потому что парень, который ненавидит свою мать, не стал бы просить ее приехать на День благодарения, — сказал Уилл.
— В прошлом году он не хотел быть со мной. Я знаю, почему он уехал. — Она вздохнула, опустив глаза. — Когда выяснилось, что у меня рак, он не смог этого пережить.
— Ему было очень больно, — сказал Уилл.
Сара кивнула. Но в глубине души она знала, что это всего лишь одна из причин. Любой сын испугался бы потерять мать, независимо от того, насколько он самостоятелен, хотя уже много лет он позволял себе балбесничать дома после школы, пока она работала не разгибаясь, чтобы оплатить ренту и поддержать старую ферму.
— Он боится вас потерять, Сара. Каждый на его месте чувствовал бы то же самое.
— О Господи, рассвет так прекрасен, — вздохнула Сара, наблюдая, как угасла последняя звезда и небо из темно-серого становится голубым.
— С Днем благодарения, Сара.
— С Днем благодарения, Уилл!
С мыслями о горячем кофе и сытном завтраке, с желанием поскорее увидеть своих детей они направились по заснеженной тропинке к все еще темному дому.
* * *
Пока взрослые готовили праздничный обед, Снежинка решила обследовать Лосиный остров. Она накинула куртку и первым делом обошла все комнаты в доме. Больше всего ей понравилась комната тети Бесс, где располагалась швейная мастерская. Там было полно маленьких белых перышек. Они валялись повсюду, в том числе и на старой швейной машинке. При виде стопки готовых одеял в углу, Снежинка улыбнулась, представив их на полках в магазине Сары, готовых согреть обитателей Форт-Кромвеля.
Она нашла Майка у залива. Он выходил из дверей маленького сарая, и в ту минуту, как он ее заметил, его лицо приняло виноватое выражение. Он держал в руках корзину, полную белых перьев.
— Что там такое? Тайная сокровищница? — спросила она, подходя к двери сарая.
— О, нет, — сказал он.
— Тогда почему ты так испугался, что я туда зайду?
— Поверь, тебе не стоит этого делать.
— Почему? — Ее разбирало любопытство. — Что там такое?
— Там ощипывают гусей.
— Ну и что? Почему я не могу туда войти?
— Потому что там нет ничего интересного. Это место, где мы ощипываем гусей, и только.
— Правда? — спросила она, и при взгляде на корзину ее глаза загорелись. — Значит, там бегает стайка голых маленьких гусят?
— Нет, они не бегают. Они мертвые.
— Мертвые? — не веря своим ушам, переспросила Снежинка.
— Да.
— Вы их убиваете? Чтобы собрать пух…
— Да, именно так.
— О мой Бог, — прошептала девочка, и магазин Сары предстал ей в новом свете. Снежинка ненавидела, когда убивали животных. Она не ела ни мяса, ни кур, ни рыбы. Рисуя в своем воображении муки несчастных животных, она презирала богатых дамочек. Ее передернуло при воспоминании о шубе, которую Джулиан подарил ее матери. И с гусями то же самое. Она не могла себе представить, что Сара…
— Что с тобой? — забеспокоился Майк.
— Ничего, — огрызнулась Снежинка. — Мне не нравится все это. Твоя мать знает?
— Что?
— Что вы убиваете гусей?
— Конечно, она же выросла здесь.
— Не могу поверить! Просто не могу! — Сравнивая взрослых, Снежинка пришла к заключению, что Сара самый лучший человек на свете. Но сейчас она узнала, что ради своих одеял она потворствует убийству прекрасных птиц! Пара гусей вперевалку подошла к ним, топчась около ботинок Майка, и Снежинка заметила, что они измазаны в чем-то красном.
— Это кровь? У тебя на ботинках? — спросила она.
— Да, — сказал он, опустив глаза.
— Продолжай, — сказала она, вспугнув гусей, и погнала птиц вниз по тропинке, размахивая руками. Они бежали перед Снежинкой, на ходу выворачивая шеи и глядя на нее, словно она была сумасшедшей с топором в руках. И так бежали до бухточки, которая быстро наполнилась водой, когда начался прилив. У кромки воды гуси тотчас изменили направление. Снежинка наблюдала, как они побежали назад, к Майку.
— Они не могут летать, — объяснил он. — У них крылья подрезаны.
— Какая жестокость! — покачала головой девочка. — Не могу поверить, что они должны умереть ради этих дурацких перьев. Ради одеял!
— Мы убиваем их, чтобы жить, — сказал Майк. — Мой дед и тетка умерли бы с голоду, если бы мы не продавали гусей.
— Никто не должен умирать с голоду, — возмутилась Снежинка, ее нижняя губа дрожала, когда она смотрела на гусей. — Но одеяла!
— Я понимаю твои чувства, — сказал Майк. — В детстве моя мать мне рассказывала, что гуси любят отдавать людям свои перышки. Мне представлялась этакая приятная процедура, вроде расчесывания волос, но все оказалось совсем не так.
— И когда ты узнал?
— Когда переехал сюда.
— О, — сказала Снежинка, передернув плечами. Она снова подняла голову, внезапно почувствовав жалость к Майку. Как ужасно узнать такое! И сейчас он привязан к этому острову. Должен заботиться о злом старике, его деде, и убивать этих птиц.
Глядя на Снежинку, Майкл видел, как она расстроена, и забеспокоился.
— Дед дал мне однажды топор и сказал, что делать, — объяснил он. — Если бы нам не нужны были деньги, я никогда бы не убил ни одного гуся.
— Останови смерть! — сказала Снежинка. — Ты должен отстаивать свои принципы.
Майк пожал плечами. Казалось, он вот-вот рассмеется, но он неожиданно заговорил серьезно.
— Это именно то, что я делаю, — объяснил он. — Даю своим родным возможность жить, поддерживая существование фермы.