Все или ничего - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Дубровина, Елена Ласкарева cтр.№ 36

С лестницы раздался цокот женских каблучков. Но Ирина только поглубже уткнулась лицом в колени, инстинктивно приняв защитную «позу зародыша». Поглядеть на следующего больного она уже была просто не в состоянии.

— Здравствуйте, девушка, — абсолютно внятно и разумно произнесли над ней. — Вы к нам в гости? Милости просим. Мы всегда рады гостям. Пойдемте, ребятишки вас чаем угостят. Они у нас молодцы: очень красиво сервируют стол.

Стыдно было и дальше по-страусиному прятать голову, и Ирина поднялась. Ее пошатывало, словно пьяную.

Мальчик, которому она понравилась, ухватил ее за палец липкой, влажной ладонью, и ей стоило больших усилий сдержать рвотный позыв.

— Я директор центра, — представилась привлекательная, элегантно одетая женщина средних лет.

— А… я, — прохрипела Ира, — я…

Весь подготовленный монолог щедрой дарительницы, включая, кажется, даже ее собственное имя и спортивные титулы, улетучился из головы.

Потихоньку высвободив свои пальцы и избегая смотреть на детей, она сосредоточила взгляд на перламутровой пуговке у директрисы на кофточке. Этот мерцающий, переливающийся кружочек словно загипнотизировал ее, став крохотным островком спасения среди океана ужаса и безнадежности.

Женщина, кажется, поняла ее состояние: видимо, подобная реакция людей, пришедших сюда из здорового, яркого, счастливого мира, была ей не в диковинку. И глава заведения, чтобы не обидеть маленьких обитателей центра, начала задавать гостье вопросы, одновременно сама же на них и отвечая, так что Ирине, к ее великому облегчению, не удавалось и рта раскрыть.

— Не правда ли, вам понравились наши ребятки? Симпатичные, да? Они обязательно должны были вам понравиться. Они у нас все очень хорошие и очень любимые…

Любимые…

Так вот что значит настоящая, подлинная любовь…

Это не борьба за первенство, не доказательство своего превосходства над партнером, не ревность, не чувство собственника…

Любовь — это… Каждое утро терпеливо укладывать кудряшки девочке, у которой нет рук.

Это на своих руках, в обнимку, пересаживать с каталки в ванну обездвиженное существо, чтобы искупать его.

Это утирать рот умственно недоразвитому ребенку. Причем ребенку не своему, а чужому, от которого из-за его дефектов отказалась даже родная мать…

Женщина в кофточке с перламутровыми пуговками умеет любить.

А я? Я, скорее всего, нет.

Значит, мне еще предстоит этому научиться…

Но я всего лишь обычный человек, и мне хочется, чтобы любовь была праздником, а не подвигом…

Едва назвав себя и наспех объяснив цель своего визита, Ирина ретировалась из этого пугающего места, где способны подолгу находиться одни лишь подвижники. Она так и оставила тренажер брошенным на полу вестибюля и даже не выслушала слов благодарности.

Да какая благодарность! Если б могла, сделала бы для этих обездоленных и отверженных малышей куда больше… только заочно. В центре она больше не появится.

«Мелкие и жалкие мыслишки! — упрекала себя Ира, но тут же и оправдывала: — Зато честные».

Ее высокая, чуть не на грани зашкаливания самооценка теперь резко упала. Она поняла, что есть вещи гораздо более сложные, важные и достойные восхищения, нежели, скажем, мушкетерская отвага. И есть вещи, на которые она, кажется, не способна.

И еще есть на свете особенные люди, никому не известные и не знаменитые, но которые во много раз сильнее, чем она, успевшая к двадцати годам прославиться на всю страну.

Вспомнились слова лесного старика, властелина огня:

«Похвала дороже похвальбы… Похвалишься, когда люди похвалят».

Что ж, верно. Попусту хвастать глупо.

Прав был дед, да не совсем. Самое сложное — это достойно держаться даже в тех ситуациях, когда и похвалить тебя некому, а подчас некому и поблагодарить.

Когда нужно не выставляться напоказ, а… просто любить.

Травмы опять резко дали о себе знать. Ирина еле дотащилась до дома, тем более что добираться пришлось не на «хонде», а общественным транспортом. Место же молодой женщине, освобожденной от повязок и гипса, теперь больше никто, разумеется, не уступал.

Не переодеваясь, даже не разувшись, она ничком бросилась на диван. Ткнулась лицом в шершавую ткань обивки, потерлась лбом о валик, точно пытаясь разгладить горестные морщинки, перерезавшие лоб.

Что-то странное… что-то явно не то… какие-то едва уловимые изменения произошли в комнате и тревожат душу своей непонятностью. Она прошла мимо чего-то, не заметив. Сделать усилие и поднять голову…

В чем дело? Почему в комнате стало как будто светлее и теплее, чем прежде? Соседка что-то изменила? Передвинула? Ведь когда Ира уезжала, баба Вера как раз взялась за уборку: они тут немало насвинячили, отдирая тренажер от стен.

Стены! Где же пробоины от выдернутых болтов? Они бесследно затянулись, подобно Ириным ранам. «Не как на собаке, а как на медузе», — сказала бы госпожа де Тревиль.

И не только это. Стены поменяли цвет, словно были обиты кожей хамелеона! Вместо старых, линялых, безвкусных обоев комната была теперь отделана чем-то шелковистым, тисненым, излучающим теплый, золотистый свет.

Какое чудесное преображение… Волшебство…

Этот розовато-желтый цвет, он явно что-то напоминает. Что именно? Напрячься… А голова не варит.

Ан нет, сварила! Автомобиль «Сааб-9000» — вот на что это похоже! Совершенно тот же оттенок, с нежным, изысканным отблеском! Как же она сразу не сообразила!

И никакое это не волшебство, а самая беспардонная наглость. Владимир опять без спросу вламывается в ее жизнь! Он! Конечно, он, больше некому, не баба же Вера сделала соседушке такой подарок со своей скудной пенсии!

Да как он посмел!

Ирина вскочила, подбежала к стене и ногтем ковырнула обои. Содрать все это немедленно! Она не желает проявления чужих вкусов в собственном жилище! От тренажера едва-едва избавилась, так теперь взамен него эта обивка! Ей нравился старый, напрочь уничтоженный цвет! Да! Могут или нет у нее быть собственные пристрастия?

А какой, собственно, он был-то, прежний цвет? Не помню… Неопределенный… Не то коричневатый, не то голубоватый… Надо же, никогда не обращала внимания!

Ноготь процарапал на золотистом тиснении бороздку, и в этой прорехе показался кусочек прежнего декора.

Фу ты, ну и мерзость! А цвет невозможно определить, как у весенней дорожной грязи.

Да это же просто антисанитария! Макулатура, которую собирали по помойкам! Как Ирина могла жить, окруженная такой пакостью, и при этом умудрялась не испачкаться?