Инженю, или В тихом омуте - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Ланская cтр.№ 42

Что ж, все получалось одно к одному — вчерашняя поездка на кладбище против своей воли, неожиданное продолжение, с утра звонок этого и, наконец, Мыльников с плохими вестями. Она, конечно, слышала, что беда одна никогда не приходит, — но на практике убеждалась в этом впервые. Ничего такого серьезного с ней раньше не происходило, а мелкие неприятности она игнорировала, не вдумываясь в них, не анализируя ничего, сразу выбрасывая все из головы. Ну может, лишь эмоционально переваривая — да и то недолго. А вот теперь за мелкими неприятностями следовали те, что были покрупнее. И не исключено, что впереди были куда более серьезные проблемы. Хотя ей и то, что уже было, казалось чересчур.

Надо было бы выйти за газетой — все-таки обещали огромную статью, и, видимо, все вышло, как Кочкин и обещал, раз и голос этот ей про статью говорил, и Мыльников. Все, в общем, видели — кроме нее. Но выходить было страшно. Потому что там могли ждать эти на джипе. Они не собирались ее навещать — длинный оставил ей свой мобильный, а уходя, сказал, что они созвонятся сегодня, она ему или он ей, ее телефон ему в милиции дали вместе с адресом, — но мало ли что. Эти жуткие типы — непредсказуемые, неуравновешенные, дико злобные — вполне могли передумать. Или им что-то могло прийти в их тупые головы. А встречаться с ними ей совсем не хотелось…

…Она вдруг вспомнила, как вчера они приехали на кладбище — Хованское, кажется, что-то такое было написано на входе. И толпу людей у могилы вспомнила, и купу цветов, и священника, читающего молитву по бумажке и вечно забывающего имя раба Божьего, чью душу следовало упокоить. Даже он, нуждаясь в подсказке, неохотно и с испугом оглядывался на тех, кто стоял рядом с ним, — так что уж говорить про нее?

Она всегда нормально относилась к криминальным личностям — даже положительно. У нее было несколько таких знакомых, да и на улице к ней нередко такие приставали, так что некоторый опыт общения был. Но те, с кем она сталкивалась, действительно были привлекательными — в них сила и уверенность чувствовались, и одеты они были хорошо, и выглядели солидно, и криминальность явная только придавала им шарма. Да даже тот, кто взорвался в джипе, показался ей более-менее приятным.

А эти, соратники его, какие-то дикие были, опасные, убогие. Бесконечно провинциальные — напоминающие ей подросшую деревенскую шпану. И даже дорогая одежда на них смотрелась неуместно и насмешливо. И среди остальных они выделялись сильно.

Там много было народу на кладбище, и еще подходили и подходили — солидные, нормальные, цивилизованные вполне, больше на бизнесменов похожие, чем на бандитов. Она не один взгляд на себе поймала от этих чужих — а какой-то кавказец ее вообще рассматривал долго и с интересом и, кажется, хотел подойти. Но потом, видимо, решил, что она с длинным, потому что тот несколько раз ее за руку дергал: смотри, мол, внимательнее. И кавказец постоял, поглядывая на нее, и ушел.

А эти, хоронившие своего предводителя, — они были совсем иные. И это сразу чувствовалось не только по поведению их, не только по виду, но и по тому, как относились к ним другие. Разговаривавшие в основном между собой и сразу ушедшие после того, как гроб наконец опустили в землю и засыпали. Словно они презирали этих уродов — словно эти уроды были чужие. Словно смерть этого в джипе совсем не огорчила никого, кроме его людей.

Там было жутко жарко на кладбище — по крайней мере она вся мокрая была под черным плотным платьем. И не только там, где всегда было влажно, — но вообще везде. А время тянулось и тянулось, и священник возился ужасно долго, а потом еще речи говорили, неприятные такие, угрожающие, полные ненависти речи — о мести за погибшего в основном. И хотя к ней напрямую эти слова не относились, она поеживалась, чувствуя легкий озноб — на мгновение подумав, что часть этой ненависти может легко переместиться на нее. Видевшую того, кто сидел в машине с покойным, но так пока его и не узнавшую.

Те, другие, просто пришедшие проститься, из вежливости, видимо, — даже они, кажется, были в шоке от громких, на все кладбище разносившихся слов, в которых мат чередовался с угрозами. Может, поэтому они и не пришли потом в ресторан — а те, кто пришел, посидели с полчаса буквально и быстро удалились. Предоставив тесной компании уродов поминать своего вождя в своем уродском кругу. И те, кто позже подъезжал, — они тоже надолго не задерживались, на те же полчаса максимум. А она никуда уйти не могла.

Нет, поначалу все было более-менее — она немного нервничала в машине, но быстро успокоилась. Напомнив себе, что дурам живется легче, а значит, чем меньше она будет думать сейчас, тем лучше. И когда они с длинным подошли к могиле, встав чуть в отдалении, чтобы лучше видеть всех, она какое-то время наблюдала за происходящим с неподдельным интересом. Она впервые была на кладбище — когда хоронили родителей отца, ей совсем мало лет было, ее с собой не брали, да она бы и не запомнила. Так что она была в таком месте впервые. И сразу представила собственные похороны — белый гроб, и себя в нем, и кучу мужчин, с которыми у нее было что-то за последние восемь лет, с самого момента лишения девственности.

Правда, непонятно было, как они узнали о ее смерти и почему пришли почти все, хотя с подавляющим большинством она рассталась по собственной инициативе и против их желания, — но детали тут были не важны, важна была картинка. На которой они — ей представились даже лица тех, о ком она забыла давно, с кем встречалась много лет назад, — стояли у могилы и смотрели на нее в гробу, и у кого-то слезы блестели предательски на глазах, а кто-то отворачивался, а кто-то, наоборот, подходил вплотную, всматриваясь жадно. И все без исключения вспоминали ее, самое лучшее, естественно, вспоминали — ее улыбки, ее смех и, конечно, ее тело. И те часы или минуты, которые провели с ней в постели — которые запомнились навсегда, потому что ничего лучше в их жизни не было…

— Ну че, узнала кого? — Длинный вдруг сжал ее локоть, возвращая в реальность. — Ты давай смотри — должна узнать. Узнаешь — мне втихую скажешь, чтоб без шума, сечешь?

Она покивала, пытаясь вернуться обратно в брошенную сцену — внезапно подумав, что в данный момент и в данной ситуации о собственных похоронах думать не стоит. Не то чтобы она была суеверна или чего-то боялась — но, покосившись на тупую рожу длинного, еще раз сказала себе, что это ни к чему. И вместо этого представила себя в другой роли. В роли той, которая хоронит кого-то. Ну не мужа — потому что она не была замужем и не собиралась в ближайшем будущем, — но очень близкого человека. И стоит у гроба в длинном черном платье и черной вуали.

А все собравшиеся смотрят не на гроб, а на нее — и видят на ее лице кричащую скорбь и невыразимую горечь утраты. И думают каждый о своем. Кто проникается ее чувствами, кто мечтает, чтобы и о нем кто-нибудь сожалел так же, когда придет его час. А кто-то гадает, через сколько дней удобно будет позвонить молодой вдове. Просто чтобы навестить ее с визитом вежливости, преследующим как бы очень благородные, но наделе очень нескромные цели. Потому что такая эффектная молодая женщина не должна быть одна — а значит, кто-то заменит покойного. Потому что ей не дадут быть одной — даже если она этого очень захочет. А она и не захочет…