Вы способны улыбнуться незнакомой собаке? - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Анисарова cтр.№ 15

Ларису было, конечно, жалко. Очень жалко. Юра много раз ловил себя на мысли, что он уже готов сорваться с места и бежать к ней. Но ей ведь не жалость нужна, а любовь. А она, любовь, прошла. И ничего поделать с этим было уже нельзя.

Удивительно, но Юра, расставшись и с женой, и с Ларисой, продолжал дружить с Костей Игнатьевым, который должен был бы, случись вся эта история в другие времена, справедливо застрелить Буланкина, своего бывшего друга-однокашника и коварного соблазнителя, на дуэли. Но не было ни современной дуэли, то есть мордобития, ни такого естественного в подобных случаях разрыва отношений. И это характеризовало Костю Игнатьева как человека в высшей степени мягкого, интеллигентного и, согласитесь, странного.

Да, это было странно, но периодически Костя заходил к Буланкину (тщательно скрывая это от Ларисы), и они, выпивая, вели долгие разговоры. В основном, конечно, о службе. Но если выпито было много, Буланкин всегда каялся, называя себя последней сволочью, а Костя великодушно твердил одно и то же: «Это жизнь».

Через несколько дней после стычки со Званцевой из-за статьи Рубцова Лену вызвал к себе начальник отдела кадров Самохин. Для серьезного, как он сказал, разговора.

Любопытно, думала Лена, что же такого серьезного ей могут сказать. Не уволить же собираются. Вот Званцева была бы счастлива! А впрочем, может быть, это и есть какие-нибудь ее происки.

— Ну ладно, посмотрим, — успокоила себя Лена и, быстро глянув в зеркало, отправилась к Самохину.

— К вам можно, Александр Петрович? — Лена улыбнулась светло и приветливо.

Она знала, что именно эта ее улыбка, полностью лишенная игривости и кокетства, действует на мужчин любого возраста совершенно безотказно.

Самохин был из знакомого Лене разряда мужчин, которые, понимая, что у них нет никаких шансов, относились к ней почтительно-восторженно, как к музейной реликвии, на которой написано: «Красивая женщина. Руками не трогать».

Однако за почтительной восторженностью Александра Петровича Самохина, большого и неуклюжего, похожего на Пьера Безухова, скрывалась, но никак не могла толком упрятаться высокая и нежная страсть, так часто просыпающаяся в представителях сильного пола, чей возраст неумолимо стремится к шестидесяти и дальше.

— Пожалуйста, Елена Станиславовна! Пожалуйста, Леночка!

Самохин расплылся в застенчиво-счастливой улыбке. Поправил очки. Пригладил редкие волосы и моментально залился краской смущения и радости.

Лена искренне жалела начальника отдела кадров за безответность его чувства и старалась держаться с ним ласково и просто. Впрочем, «старалась» — не то слово. Ей нисколько не приходилось притворяться. Ласково и просто — по-другому она не могла вести себя с человеком, который, как ей представлялось, любит ее, годящуюся ему в дочери, совсем не по-отцовски, а вот так — страстно, тихо и нежно, на расстоянии, которое не сократится никогда и ни при каких обстоятельствах.

Самохин предложил Лене сесть, а сам вскочил, не в силах сидеть в ее, Ленином, присутствии, и начал вздыхать и разводить руками, вероятно, в поисках нужного тона и нужных слов. И почти сразу же, боясь, что выглядит смешно, снова опустился в свое кресло, с благоговением и все той же застенчивой улыбкой взирая на Лену.

А она при этом думала, что он — очень даже ничего, вполне симпатичный и приятный. И еще думала, что напрасно он так уж уверен, что между ними ничего невозможно. Во всяком случае, она не была бы для него просто красивой женщиной, благосклонности которой приятно добиться, а потом забыть о ней на следующий же день. Он бы любил. Как он любил бы ее! А вот она…

Но, кажется, Лена немножко отвлеклась. Александр Петрович, найдя все-таки слова, что-то увлеченно говорил. И не просто говорил, а доказывал. Только вот что?

— Леночка, вы справитесь, я знаю, — уверял он. «Господи, с чем это я справлюсь?» — растерялась Лена, не зная, как теперь выйти из положения и не дать Самохину понять, что она не слышала начала его вдохновенной речи. А он действительно увлекся и продолжал:

— Мы поможем… Я помогу… Ребята из цеха.

«Так в чем же все-таки дело?» — снова лихорадочно засоображала Лена, но на всякий случай сказала:

— Даже не знаю, Александр Петрович, мне надо подумать.

— Да тут и думать нечего, Елена Станиславовна. И оклад выше. И сама себе хозяйка. Ведь со Званцевой у вас отношения, по-моему, не очень?

Какую-то должность предлагают, догадалась Лена. Но какую? Какую должность, спрашивается, можно здесь, на заводе, ей предложить? Только редактора многотиражки. Но, судя по всему, Званцеву никуда девать не собираются. Ничего не понятно! Ничегошеньки!

— И звучит неплохо: «редактор радиовещания», — прояснил наконец ситуацию начальник отдела кадров.

«Слава Богу, — сказала себе Лена, — теперь хоть ясно, о чем речь…» И сразу вспомнила, что в здании заводоуправления, на третьем этаже, есть закрытый кабинет, на двери которого сквозь тонкий слой бежевой краски довольно заметно проступало слово «радиоузел». Званцева рассказывала, что до того, как создали газету, на заводе работало радио, она им и заведовала. А потом прикрыли это дело. Давно. Сто лет назад. Какой же смысл снова налаживать радиовещание, если на заводе вовсю идут сокращения? Об этом она и спросила у Самохина.

— Решили возобновить, — пояснил тот. — Оборудование все в сохранности. Правда, столько лет простаивало… Но все посмотрят, сделают. Не проблема. Выходы и в цеха есть, и на улицу. Будете музыку по утрам народу крутить, объявления передавать.

— Да, я для этого в МГУ училась, чтобы объявления читать и музыку крутить, — обиделась Лена.

— Леночка, — поспешно начал объяснять Самохин, явно расстроившись из-за ее тона, — вы не правы. Согласитесь, ведь и «Судоремонтник» — тоже не ваш уровень. Но тут ведь какое дело… Командиру (так все обычно для краткости называли начальника завода, капитана первого ранга Волкова) потребовался… ну, пресс-секретарь, что ли. Нужно осуществлять связь и с городом, в смысле с администрацией, и с командованием флотилии… Но соответствующей ставки у нас нет. Понимаете? Пробивать — долго, да и неизвестно, что из этого выйдет. Вот и решили: официально вас проведем редактором радиовещания, а вы, помимо радиоузла, будете помогать нашему руководству. Тамара не справляется, не мне вам рассказывать. Она ведь только печатает быстро, а так на нее особо рассчитывать не приходится.

Действительно, Тамара была красивой и ухоженной — с одной стороны, ответственной — с другой, как положено настоящей секретарше. Но у нее явно хромали как орфография с пунктуацией, так и стиль. Все, что иногда печаталось ею, например, для газеты, приходилось править и править.

В общем, уговорил Самохин Лену. И стала она называться редактором радиовещания.

То, что Лену приблизил к себе начальник завода, необыкновенно тяжело перенесла, как вы понимаете, бедная Галина Артуровна Званцева. Она совсем спала с лица, и без того спрятанные внутрь губы поджались еще больше, но зато ее маленькие глазки ярко и осмысленно запылали. Правда, запылали огнем ненависти и мщения.