«Вся жизнь — это просмотр клика», — подумалось ему.
С той разницей, что зритель проникает в зал минут на десять позже начала и никто не скажет ему, в чем здесь суть, а потому он вынужден сам по отдельным деталям выстраивать картинку…
И в зале этом нельзя спрятаться, нельзя остаться на второй сеанс.
В университетском коридоре замаячило пламя свечи.
Казначей, разумеется, не считал себя храбрецом. Единственное оружие, с которым он виртуозно управлялся, были колонки цифр, но именно это умение возвело его на такие вершины иерархии Незримого Университета, которых достигал не всякий волшебник. Однако сидеть и дальше сложа руки было сейчас немыслимо.
…Уамм… уамм… уамм уаммуамы УАММ-УАММ…
Казначей присел на корточки за колонной и принялся отсчитывать шарики — их оказалось одиннадцать. Одна за другой вырывались из мешков струйки песка. Интервал между шариками составлял теперь две минуты.
Совершив стремительную пробежку, казначей приник к мешочному редуту.
Реальность не всегда и не везде одинакова. Это — начало начал магического знания. В Плоском мире плотность реальности была относительно низкой. Именно поэтому здесь так легко прижилась магия. Устройство, созданное Риктором, было задумано им, в сущности, с целью определения изменений в реальности и обнаружения тех точек, где реальное стремительно превращалось в нереальное. Каждый волшебник знал, что может случится, если на месте реальных вещей вдруг возникнет нереальная дырка.
«Однако, — размышлял казначей, не смея поднять голову над мешками, — на такие изменения требуется колоссальное количество магии! Мы должны без труда обнаружить утечку. Ведь это… это… это очень много магии».
До следующего залпа — пятьдесят секунд.
Он внимательно осмотрел вазу и окружающие ее мешки.
О.
А он так надеялся, что, может, ошибся…
Но нет, все шарики были выпущены в одном и том же направлении. Полдюжины мешков были усеяны дырками. А ведь Числитель Риктор установил, что выделение уже двух шариков в месяц служит признаком критического уровня накопления ирреальности.
Казначей мысленно провел линию, которая начиналась от вазы, проходила через истерзанные мешки и заканчивалась где-то в дальней оконечности коридора.
…Уамм… уамм…
Казначей отпрянул, но тут же сообразил, что бояться ему нечего. Ведь шарики выскакивают из разукрашенной слоновьей морды, смотрящей сейчас в противоположную сторону. Он позволил себе расслабиться.
…Уамм… уамм…
Ваза отчаянно раскачивалась, растревоженная спрятанным в ее чреве непостижимым механизмом. Казначей решился наклониться поближе… Да, действительно, такой странный шипящий звук. Словно воздух сжимается и…
Одиннадцать шариков, один за другим, вспороли мешки с песком.
Ваза начала падать — в соответствии со знаменитым физическим законом. Но вместо того, чтобы упасть на мешок, она упала прямо на казначея.
Минннь… минннь… миннн…
Казначей мигнул. Сделал шаг назад. И тоже упал.
Странные изменения реальности, возникшие в Голывуде, дали незаметные, но коварные побеги, которые добрались до самого Анк-Морпорка. Над головой казначея внезапно возникла пара певчих пташек, покружила с минуту и, прочирикав свое «фью-фью», так же внезапно испарилась.
Гаспод лежал на песке и натужно сипел. Рядом, захлебываясь от нетерпеливого лая, выплясывал Лэдди.
— Ну, все хорошо, что хорошо кончается, — проговорил наконец Гаспод, вставая на лапы и стряхивая с себя пыль.
Лэдди продолжал фотогенично лаять и прыгать.
— Ну хватит, хватит уже, — вздохнул Гаспод. — Давай подумаем лучше, что у нас сегодня на завтрак. Потом отдохнем часок-другой, ну а затем…
Лэдди зашелся лаем. Гаспод опять вздохнул.
— Ладно, ладно, — протянул он. — Будь по-твоему. Только спасибо тебе за это никто не скажет, помяни мое слово.
Лэдди взял с места в карьер. Гаспод вразвалочку поковылял следом. Настоящим сюрпризом для него стало то, что Лэдди, вдруг развернувшись, осторожно подхватил его за загривок и помчался дальше.
— Ну да, ты большой, а я маленький, вот ничего и не могу сделать, — жаловался, болтаясь из стороны в сторону, Гаспод. — Да нет же, не туда, не туда! Людей в это время суток лучше ни о чем не просить. Нам помогут только тролли. Они уже успели продрать глаза, а кроме того, лучших копщиков не найдешь. Так, теперь направо. Берем курс на «Голубую Лаву», там мы все… вот проклятье!
До него наконец дошло, что ему придется прибегнуть к речи.
Причем сделать это публично.
Можно пускаться на чудеса изобретательности, скрывая свою ненормальность от людей, но обязательно наступит день и час, когда тебя припрут к стенке обстоятельства, когда тебе волей-неволей придется заговорить. Если он будет молчать, Виктор с этой любительницей кошек навсегда останутся в той усыпальнице. Ведь Лэдди просто опустит его к чьим-нибудь ногам и уставится на него с выжидательным видом. И в эту минуту ему, Гасподу, придется объяснить суть дела. В общем, свои дни он будет доживать этаким цирковым уродцем.
Лэдди рысью промчался по улице и влетел в «Голубую Лаву», битком набитую завсегдатаями. Просочившись сквозь частокол колодообразных лодыжек к стойке, он разразился призывным лаем, а потом бросил Гаспода на пол.
И вид у него действительно был выжидательный.
Гул разговоров немного стих.
— Это пес Лэдди, — заметил один из троллей. — Чего хочешь, пес?
Гаспод, неверной походкой подобравшись к ближайшему от себя троллю, деликатно подергал за полу ветхой кольчуги.
— Прошу прощения, — сказал он.
— Это умная собака, понял? — проговорил другой тролль, с ленивым зевком пиная Гаспода в бок. — Видел вчера его в клике. Он умеет исполнять команды и считать до пяти.
— Это ровно на два больше, чем ты умеешь!
Острота имела шумный успех
[22]
.
— Подожди, закрой пасть, — велел первый тролль. — По-моему, он хочет нам что-то сказать.
— Прошу…
— Ты бы только видел, как эта собака прыгает и лает!
— Точно. Я и видел. В одном клике. Там дети в пещерах заблудились, и он к ним людей привел…
— Дело в том, что…
Ближайший к нему тролль наморщил лоб:
— Зачем? Чтобы съесть их?
— Нет, чтобы вывести наружу.
— То есть типа барбекю?
— Прошу прощения…
Тут Гасподу снова врезали ногой по башке.