Мусор зашевелился, и на поверхность вынырнула кошачья морда. В зубах кот сжимал полуразложившуюся рыбину. Гаспод подумал было в целях поддержания традиций напуститься на этого представителя кошачьего племени с лаем, но кот вдруг выплюнул рыбу и заговорил.
— Здорово, Гаспод.
Пес с облегчением вздохнул:
— Уф! Привет, кот. Я ничего дурного не имел в виду. Просто не признал тебя.
— Ненавижу рыбу, — процедил кот. — Но она, по крайней мере, молчит, когда ее ешь.
Тут зашевелился другой край кучи, и на свет показалась мышь.
— Вы-то как здесь оказались? — спросил Гаспод. — По-моему, вы утверждали, будто вам на холме спокойней.
— Какое спокойствие… — хмыкнул кот. — Там теперь совсем неладно. Всякая сверхъестественная жуть творится.
Гаспод нахмурился.
— Ты же кот, — промолвил он с укоризной. — Коты должны нормально реагировать на всякие сверхъестественные штучки.
— Ага, я раньше тоже так считал. Но когда из шкуры золотые искры посыпались, а земля под лапами принялась ходуном ходить, я несколько изменил свое мнение. И голоса какие-то, которые прямо у тебя в голове разговаривают… — добавил кот. — Настоящий кошмар.
— Поэтому мы и переселились сюда, — сказала Писк. — А Господин Топотун вместе с уткой решили спрятаться в дюнах.
Вдруг с соседнего забора на землю спрыгнул еще один кот. То было громадное, рыжего отлива животное, не успевшее причаститься к голывудской интеллектуальности. Он ошалело взирал на мышь, ведущую непринужденную беседу с котом.
Писк наступила коту на лапу.
— Ну-ка, прогони его, — велела она.
Кот остановил взгляд на пришельце.
— А ну исчез отсюда, — рявкнул он. — Ладно, ладно, иди своей дорогой, не обращай внимания. О боги, как это унизительно!…
— Не один ты мучаешься, — сказал Гаспод, когда кот-пришелец, непонимающе тряся головой, затрусил прочь. — Если б кое-кто из городских псов увидел, что я здесь с котом болтаю, со мной бы вообще перестали здороваться.
— Мы тут подумали, — сказал кот, нервно косясь на мышь, — и решили попытать счастья. В конце концов, кто сказал… э-э… кто сказал, что мы…
— Что мы не впишемся в движущиеся картинки, — закончила за него Писк. — А ты как считаешь?
— Что, решили поработать дуэтом? — осведомился Гаспод.
Кот и мышь кивнули.
— Забудьте, — посоветовал он. — Кто расстанется со своими деньгами, чтобы посмотреть, как кошка гоняется за мышкой? Собаками здесь да, интересуются, и то только такими, которые ноги хозяевам лижут. Но кошки-мышки здесь не пройдут. Можете мне поверить. Я о движущихся картинках все знаю.
— Тогда пусть твои двуногие разбираются побыстрее в происходящем, чтобы мы домой могли вернуться, — огрызнулась мышь. — Этот твой парень совсем ничего не делает. Абсолютно бесполезная особь.
— У парня сейчас любовь, — объяснил Гаспод. — Это штука заковыристая.
— Я знаю, что такое любовь, — сочувственно промолвил кот. — Это когда в тебя старыми башмаками швыряют и холодной водой с балконов обливают.
— Старыми башмаками? — хихикнула Мышь.
— Лично со мной, когда я влюблялся, обращались именно так, — хмуро проговорил кот.
— У людей все иначе, — туманно заметил Гаспод. — Башмаками никто не швыряет и водой не поливает. Но в ход идут цветы, а потом всякая грызня, брань… Ну и так далее.
Животные обменялись безрадостными взорами.
— Я наблюдала за ними немного, — вмешалась Писк. — Она считает его полным придурком.
— Это часть особого ритуала, — подтвердил Гаспод. — Роман называется.
Кот повел лопатками:
— Не, я предпочитаю башмак. Во всяком случае, иногда можно угадать, откуда он прилетит.
Мир впитывал в себя буйный дух Голывуда, текущий уже не струйкой, но потоком. Этот дух отравлял кровь людям, не щадил даже животных. Рукояторы вращали свои рукоятки, и дух прибывал. Плотники заколачивали гвозди, и Голывуд строился. Боргль заправлял им свой бульон; Голывуд проник в песок, растворялся в воздухе. Голывуд рос на глазах.
Он приближался к расцвету.
Достабль, или С.Р.Б.Н., как он нынче предпочитал называться, оторвал голову от подушки и начал всматриваться в темноту.
В голове у него полыхал город.
Судорожными движениями нащупав у изголовья кровати спички, он с нескольких попыток сумел зажечь свечу и наконец обнаружил перо.
Бумаги, правда, поблизости не было. А ведь он не уставал внушать своим приближенным, что бумага всегда должна находиться у изголовья его кровати — на случай, если его во время сна посетит какая-нибудь идея. Известно, что лучшие идеи обыкновенно наведываются в голову во сне.
По крайней мере, перо и чернила были под рукой.
Перед глазами мельтешили образы. Если не ухватить их сию же минуту, они уйдут навсегда.
Достабль зажал в кулаке перо и принялся черкать им по простыням.
Итак, Мущина и Женщина, Объятые Пламинем Страсти в Гораде, Расколатом Гаражданской Войной!
Перо с трудом прокладывало себе путь по шершавой поверхности материи.
Да! Да, вот оно!
Вот тут он задаст им жару — всем этим строителям пирамид из пластика и дворцов из картона. Он такое сделает, что на него всю жизнь будут оглядываться. Наступит время, кто-то напишет историю Голывуда, а на это все будут кивать и говорить: да, дескать, эта картинка — всем картинкам картинка.
Тролли! Дым сражений! Любовь и страсть! Мужчины с подкрученными усами! Наемники, охотники за удачей! И главное — женщина, которая борется за своего… за свою… Достабль чуть помешкал — за то, чтобы удержать при себе кого-то там, кого она полюбила, кто он такой, еще успеем придумать.
Перо заскрежетало, оставило кляксу, метнулось вперед и понеслось бешеным аллюром.
Брат ополчился на брата! Дамы в кринолиновых юбках хлещут мужчин по физиономиям! Могучий и знатный род приходит в упадок!
Огромный город объят пламенем. («Объят, — вписал он ремарку, — не страстью, а пламенем!»)
А что, если…
Он прикусил губу.
Правильно. В точку. Как он мечтал об этой минуте! Да, тысячу раз да!
Да — тысяче слонов!
Позже Солл Достабль скажет ему:
— Клянусь богами, дядя, Анк-Морпоркская Гражданская война — это задумано гениально! Замечательный эпизод истории. Но проблема в другом. Историки говорят, что слонов они на той войне не заметили.
— Война была большая, — возражал ему Достабль. — За всем не уследишь.
— За тысячей слонов уж как-нибудь уследили бы!