— Где именно?
— Там, где говорится про госпожу де Грехх…
— Что тут может быть не ясно?! — зарычал Достабль. — Нам надо создать экзотическую, захватывающую и очень древнюю историю любви, происшедшую в напичканном пирамидами Клатче, — так? А значит, следует использовать символ загадочного и непостижимого континента — что здесь непонятного? Неужели все нужно разжевывать?
— Просто я подумал… — начал художник.
— Лучше просто сделай!
Художник посмотрел на листок бумаги.
— «Ее лицо напоминает лицо Свинксы…» — прочел он.
— Ну да, — сказал Достабль. — Все верно.
— Я думал, может, имеется в виду Сфинкс…
— Вы только послушайте этого человека! — снова воззвал Достабль к небесам. Он яростно обернулся к художнику. — Она что, похожа на мужчину? Он — Свинкс, она — Свинкса. А теперь давай, принимайся за дело. Мне нужно, чтобы завтра с утра город был заклеен этими афишами.
Художник послал Виктору мученический взгляд. Такой взгляд рано или поздно приобретали все люди, которым посчастливилось работать с Достаблем.
— Слушаюсь, господин Достабль, — покорно ответил художник.
— Ладно, — Достабль повернулся к Виктору. — Ты почему еще не в костюме?
Виктор быстро нырнул в палатку, где маленькая старушка
[10]
с фигурой, похожей на деревенский каравай хлеба, помогла ему облачиться в костюм, сделанный, по всей видимости, из простыней, которые неумело выкрасили в черный цвет, хотя — если принять во внимание состояние прачечных в Голывуде — ими вполне могли оказаться простыни, снятые с любой голывудской кровати. В завершение Виктору был вручен кривой меч.
— А почему он изогнут? — спросил Виктор.
— Думаю, так ему положено, милый, — с некоторым сомнением ответила пожилая женщина.
— Я всю жизнь думал, что мечи должны быть прямые, — заметил Виктор.
Было слышно, как за стенками палатки Достабль вопрошает небеса, отчего вокруг него одни тупицы.
— Может, они поначалу прямые, а потом со временем гнутся, — сказала старушка, похлопав его по руке. — Такое со многими бывает.
Она ласково улыбнулась Виктору.
— Если я тебе больше не нужна, дружок, пойду-ка помогу той молодой барышне, а то вокруг множество гномов, известных любителей подглядывать.
И она заковыляла к выходу. Тут же из соседней палатки донеслось металлическое звяканье вперемежку с громкими жалобами Джинджер.
Виктор сделал несколько пробных взмахов мечом.
Гаспод смотрел на него, свесив голову набок.
— И кого ты должен изображать? — спросил он наконец.
— Предводителя банды пустынных разбойников, — ответил Виктор. — Романтичного и неудержимого.
— А его надо удерживать?
— Судя по моим репликам, не помешало бы. Слушай, Гаспод, а что ты имел в виду, когда сказал, что Достабля «крепко прихватило»?
Пес вонзил зубы в лапу.
— Ты в глаза ему посмотри, — предложил он. — Они еще хуже, чем у тебя.
— У меня? А что у меня с глазами?
Тролль Детрит просунул голову сквозь полог палатки.
— Господин Достабль передал, что очень тебя хочет.
— У меня что-то неладно с глазами?
— Гав.
— Господин Достабль передал… — опять начал Детрит.
— Ладно, ладно! Иду!
Виктор покинул палатку в ту же минуту, как Джинджер вышла из своей. Он зажмурился.
— Ох, извини, пожалуйста, — смешался он. — Я вернусь и подожду, пока ты оденешься.
— Я одета.
— Господин Достабль передал… — раздался за ними голос Детрита.
— Пошли, — сказала Джинджер, хватая его за руку. — Нас все ждут.
— Но ты… у тебя… — Виктор попытался опустить глаза, но стало только хуже. — У тебя в алмазе пупок, — решился выговорить он.
— К этому я уже притерпелась, — сказала Джинджер, поводя плечами, чтобы весь наряд сидел ровнее. — А вот эти две крышки от кастрюль ужасно мешают. Начинаешь понимать, какие муки претерпевают в гаремах бедные девушки.
— И ты действительно готова появиться перед людьми в таком виде? — спросил пораженный Виктор.
— А что тут такого? Это же картинка! Все понарошку. Да и вообще, другие девушки за десять долларов в день готовы на куда большее!
— Девять, — поправил Гаспод, следуя по пятам за Виктором.
— Так, народ, все сюда! — прокричал в мегафон Достабль. — Сыны Пустыни, сюда, пожалуйста. Рабыни… где рабыни? Так. Рукояторы?…
— Никогда не видела столько людей в одной картине, — шепнула Джинджер. — Она, наверное, больше сотни долларов стоит!
Виктор разглядывал Сынов Пустыни. Похоже было, что Достабль зашел в заведение Боргля и нанял человек двадцать ближайших к двери посетителей — нимало не заботясь о том, насколько их происхождение соответствует роли, — и каждому сообщил свое представление о головных уборах пустынных разбойников. Были здесь троллеязычные Сыны Пустыни — Утес узнал его и помахал рукой, — гномоговорящие Сыны Пустыни, а в конце вереницы, яростно почесываясь, шаркал маленький, заросший шерстью бессловесный Сын Пустыни в тюрбане, съехавшем до самых лап.
— …Значит так, быстро хватаешь, околдовываешься ее красотой, а потом перекидываешь девушку через свою, понимаешь, луку, — распугал его мысли рев Достабля.
Виктор лихорадочно повторил про себя то, что успел расслышать.
— Через что перекидываю?
— Это такая часть седла, — прошипела Джинджер.
— О…
— После чего уносишься в мрак ночи. Следом за тобой уносятся другие Сыны, распевая ликующую песнь пустынных разбойников…
— Никто их не услышит, — услужливо сообщил Солл. — Но если они будут открывать и закрывать рты, это поможет создать, ну, знаете, атмо, в общем, сферу.
— Но ведь сейчас-то не ночь, — сказала Джинджер. — Еще только утро.
Достабль вытаращился на нее. Разинул, захлопнул и снова открыл рот.
— Солл! — крикнул он.
— Мы не можем делать клик ночью, дядя, — поспешно сказал Солл. — Демоны ничего не увидят. Может, поставим перед началом сцены карточку «Ночь» и…
— Это уже не магия движущихся картинок! — осадил его Достабль. — Это просто полусырая стряпня!