Я не очень ходкий товар. Это мне и самой известно. Я — творческая личность с художественным дипломом, которая занималась всевозможной неблагодарной работой, а художниками даже в лучшие времена никто не дорожит. На прошлой неделе я ходила в кадровое агентство, и там эта нахалка читала мое резюме и хихикала чуть не мне в глаза. Для кадровика четыре самых страшных слова — это «безработный выпускник художественного колледжа».
Тодд и Кайл прямиком ведут меня на ярмарку вакансий. Они слишком хорошо меня знают. И понимают, что я удеру домой, как только останусь одна.
Ярмарка вакансий производит убогое, тягостное впечатление: картонные стенды и армия скучающих кадровиков в бежевых униформах.
— Я пошла, — заявляю я, разворачиваясь кругом.
Тодд и Кайл хватают меня за плечи и тащат обратно.
— Давай посмотрим, что здесь есть. — Кайл тянет меня за руку в сторону стенда «Жареные цыплята из Кентукки».
— Вас интересуют позиции в менеджменте? — спрашивает человек в бежевом галстуке.
— Я тебя ненавижу, — шиплю я Кайлу, который громко кашляет, чтобы подавить глупое хихиканье.
Мы идем дальше; ко мне прицепляется мужчина с прямым пробором и кустистыми усами.
— У вас целеустремленный вид, — заявляет он. Это единственный здесь человек не в бежевом. На нем черный деловой костюм и красный галстук. Смотрится слишком нарядно. — Расскажите о себе!
— Дизайн. Творческая работа, — отвечаю я.
— Как раз такие нам и нужны, — кивает он.
Вряд ли такие, как я, могут быть кому-то нужны. Я оглядываюсь на Кайла, тот пожимает плечами.
— У нас головокружительные возможности для людей с вашей квалификацией.
— Правда?
Я оживляюсь. Обычно мой опыт работы не называют «квалификацией».
— Вы не думали перейти в сферу финансов?
Финансы? Э-э?
— Я из «АмериВижн». — Человек вручает мне визитку. Его зовут Энди Орган. Я еле сдерживаю смех.
Кайл уже тянет меня за руку к другому стенду.
— Приходите на наши встречи! Первого числа каждого месяца! — кричит нам вслед мистер Орган.
— Лучшее предложение за весь день, — говорю я, — хотя здорово смахивает на секту.
— Это надувательство, — отвечает Кайл. — С тем же успехом ты могла бы устроиться в «Амвэй»
[2]
.
— Лично мне симпатичнее «Мэри Кэй»
[3]
.
Кайл фыркает. Я стараюсь не обижаться.
Всего я пожала пятнадцать рук, раздала двадцать резюме и в итоге убедилась, что поиск работы — безнадежное дело и что в конце концов моя участь — стоять у конвейера и упаковывать пластиковые пакеты в пластиковые пакеты.
— Не грусти. — Заметив мой несчастный вид, Тодд по-братски, покровительственно обнимает меня одной рукой. У Тодда необыкновенно веселое настроение — надо полагать, потому, что ему в кои-то веки удалось сподвигнуть меня на конструктивные шаги в поисках работы. — Что-нибудь найдешь.
Я вяло улыбаюсь.
На следующее утро я обещаю себе провести день с пользой. Я занимаюсь уборкой. Я переставляю посуду в кухонных шкафчиках. Потом решаю вымыть пол. И протереть пыль. И все пропылесосить. Два часа я разбираю вещи, скребу и дезинфицирую, после чего заваливаюсь на диван посмотреть местные новости, думая о том, как остальные люди едут домой с настоящей работы.
В итоге моя квартира начинает как-то странно пахнуть. Точно. Что-то такое в воздухе… Заглядываю в мусорные ведра, но там все пусто. Раньше, когда мне было некогда их выносить, из них всегда вываливались банки из-под диетической колы и скомканные бумажные полотенца, но теперь у меня со свободным временем полный порядок. Мусор я иду выкидывать, когда в ведре хоть что-то болтается на дне. Получается четыре похода на помойку в день. В некотором роде дополнительная физическая нагрузка.
Может, газ течет? Смотрю на сигнальные лампочки — вроде все в порядке.
Только через четыре часа я понимаю, что это просто сосновая отдушка. В кои-то веки моя квартира пахнет чистотой.
В дверь стучат. Я замираю.
Подкравшись к глазку, вижу Боба, хозяина квартиры, в грязном розовом махровом халате. В панике припадаю к полу, надеясь, что он ничего не слышал. Правило номер один при нелегальном проживании: во что бы то ни стало избегайте встреч с хозяином.
— ДЖЕЙН, Я ЗНАЮ, ЧТО ТИ ЗДЕСЬ! ЭЙ, Я СЛИШУ, ТИ ДЫШИШЬ!
Черт бы побрал эту звукоизоляцию и эти картонные стены.
Я открываю дверь.
— Боб! Оказывается, это ты. Я думала, что какой-нибудь бывший дружок, которому я отказала от дома.
— Я НЕ ПОНИМАЮ НИ СЛОВА, — орет на меня Боб, мотая башкой. — Я ПГИШЕЛ ЗА ДЕНЬГАМИ, ЯСНО?
— Но ведь срок завтра.
— Срок был пять дней назад.
Я изображаю искреннее удивление:
— Неужели?
— ДЖЕЙНЗ, ПОЖАЛУЙСТА. У МЕНЯ ВЕДЬ ТОЖЕ СЧЕТА, ДА?
— Я просто жду пособие по безработице. Ты будешь первым, кому я заплачу, — уверяю я.
— КАК ЭТО У ВАС НАЗИВАЕТСЯ, Э, БУКМЕКЕГ? Я ПГОИГГАЛ КУЧУ ДЕНЕГ ИЗ-ЗА «ЧЕГНИХ ЯСТГЕБОВ», А? МНЕ НУЖНА ПЛАТА ЗА ЭТОТ МЕСЯЦ И ЕЩЕ ЗАДАТОК ЗА СЛЕДУЮЩИЙ.
— Боб… но это плата за ДВА месяца! — восклицаю я. — Ты не имеешь права. Почти три тысячи триста долларов! Ничего себе!
— ЗАГЛЯНИ В ДОГОВОГ ОБ АГЕНДЕ, Э? ОБ ОТКАЗЕ ОТ ЗАДАТКА НИТШЕГО НЕ СКАЗАНО.
— Но ты же говорил, что задаток не нужен.
— НИТШЕГО ТАМ НЕ ПГОПИСАНО.
У Боба на руках все козыри. А у меня, строго говоря, кроме устного соглашения — ничего. Не надо быть экспертом в жилищном законодательстве, чтобы понять — крыть мне нечем.
Отказаться от квартиры — тоже не вариант. Она мне роднее родительского дома: пережила двух домашних животных, трех дружков и двух соседок. От мысли о переезде у меня темнеет в глазах.
— У меня просто нет таких денег, — умоляю я.
— ДЖЕЙНЗ, Я НЕ ХОЧУ ТЕБЯ ВИСЕЛЯТЬ, ЗНАЕШЬ? ТИ ХОГОШИЙ ЖИЛЕЦ. НО ЕСЛИ ЗАВТГА У МЕНЯ НЕ БУДЕТ ДЕНЕГ — ЧАО, ПОНЯЛ? (Он почему-то думает, что «понимать» употребляется только в мужском роде.) СДАМ КВАГТИГУ КУЗЕНУ, ОН ВСЕГДА МНЕ ПЛАТИТ ЗАГАНЕЕ.
— Ты хочешь выселить меня за четырехдневную просрочку с оплатой? Боб, послушай, я ведь всегда была хорошим жильцом. Я еще ни разу не задерживала оплату.
— ДЖЕЙНЗ, НЕ МОИ ПГОБЛЕМИ. Я НЕ СОБИГАЮСЬ ЛОМАТЬ СЕБЕ НОГИ, ДА? ОПЛАТА ЧЕРЕЗ ТГИ ДНЯ, ПОНЯЛ?