Как бы нам расстаться - читать онлайн книгу. Автор: Кэрен Бришо cтр.№ 34

До того момента, когда я чуть не устроила аварию, нажав на газ вместо тормоза.

Я сидела в машине, стоявшей поперек дороги и смотрела на столбы ограждения, а внутри меня росло недовольство собой и неверие в свои силы.

— Я никогда не выберусь из этого городишки, — сказала я.

Джона не рассмеялся.

— Я тоже так ошибся в первый раз, — сказал он. — Тут аварией и не пахнет. Дай задний ход и попробуй снова.

Я дала задний ход и развернула нос машины в нужном направлении — вдоль дороги, а не поперек.

Говоря, что мне «еще не разрешили» получить права, я немного покривила душой. Отец сказал, что мне можно садиться за руль, но дело так и не пошло дальше обещаний, что он научит меня, «какая сторона дороги какая». Мама сказала, что у меня есть две ноги и что я знаю, как ими пользоваться. Формально это тоже не было запретом. Поэтому, разрешив Джоне учить меня водить, я ничего не нарушала, но если бы я угробила машину и нас бы поймали… Это была бы уже совсем другая история.

Впереди, на вершине холма, показался огромный трактор, грозно возвышавшийся над гусеницами длиной, казалось, в целую милю. А дорожка была маленькая, шириной не более нескольких футов. И я запаниковала.

— Выезжай на обочину и остановись, — сказал Джона в ответ на мой невысказанный вопрос.

И я нажала на газ.

— На тормоз, — застонал Джона, когда мы, накренившись, понеслись навстречу блестящим гусеницам.

Я нажала на тормоз. И съехала — ну, совсем чуть-чуть — в канаву, поросшую травой.

Трактор прополз мимо, и фермер осуждающе покачал головой.

Джона побледнел — самую чуточку, но, когда трактор исчез за следующим невысоким холмом, засмеялся.

Я крепко вцепилась в руль. Выступы на внешней его стороне проступили у меня между пальцев.

— Как только научусь водить, — сказала я, — я уеду отсюда. И никогда не вернусь.

«Никогда» не учитывает таких тонких материй, как чувство долга перед семьей, которое раз в несколько лет может возвращать человека в город, где он родился. Он может приехать на похороны. Или на Рождество (ну, в тех редких случаях, когда исчерпаны все приличные отговорки, чтобы не приезжать). Как раз дважды я и приезжала в Хоув. И «никогда» — опять это слово — не оставалась там дольше чем на сорок восемь часов.

И вот я веду машину — чью-то чужую машину (я так и не выяснила, чью именно) — и проезжаю мимо развалин упавшей ветряной мельницы и мимо многострадального указателя, как всегда исправленного с подчеркнутой тщательностью.

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В Г…

Я возвращаюсь в город, который не могу назвать родным.

Я знаю, что еще пожалею об этом.

Давным-давно, когда я наливала себе кофе в комнате отдыха нашего музея, я случайно услышала разговор Кенни и Дороти об их планах на День Благодарения. Из того, что я услышала — а я совсем не собиралась подслушивать, — было ясно, что у обоих семьи живут далеко, и не так-то просто поехать навестить их.

— Хотя у меня есть Джоуи и близнецы, — сказала Дороти, — я чувствую себя одинокой. Я вижу машины с людьми, несущиеся по скоростной дороге, и понимаю, что все они едут куда-то, чтобы провести праздник со своими семьями, и мне становится так одиноко.

Кенни только крякнул.

— У них такой счастливый вид, я им просто завидую — они ведь могут сесть за стол вместе со всеми своими, съесть фаршированную индейку…

— А моя мама делает самый вкусный тыквенный пирог, — сказал Кенни.

Подъезжая к белому дому моего детства, с его неизменным частоколом из окоренной древесины, я подумала, что хорошо бы поменяться ролями с Дороти. Я могла бы ходить по музею и блевать в туалете, а она бы сидела и слушала рассказы моей мамы.

— Как ты могла так со мной поступить? — говорит мама. Вернее, визжит.

Милый старый дом. Ничего-то тут не изменилось. Хотя нет, не совсем. Волосы у мамы стали немного белее, и она сменила свои розовенькие домашние платьица на розовую спортивного вида одежду. На ее трикотажной рубашке красные сердечки вьются вокруг оркестра Чарли Брауна [10] . А зад — для зада такого размера — обтянут слишком плотно. Провинциальный стиль, типичный образец…

Когда мы подъезжаем и останавливаемся, мама спускается по ступенькам. Эти сердечки — как туча красноватой саранчи. Пока она меня не заметила, я прячусь за крышкой багажника, делая вид, что копаюсь в нем, вытаскивая оттуда сумки.

Джина подбирает свой рюкзак — я снизошла до того, чтобы плюхнуть его на тротуар, прямо ей под ноги.

Я все еще жалею, что вынуждена была приехать сюда.

— Да никак я с тобой не поступала, — отвечает она маме.

— Это ты во всем вино… — говорит мама.

На автомате я думаю, что она говорит со мной, и уже готова защищаться, но тут я вижу, что она обращается к Дилену.

— Это ты во всем виноват!

Я сидела на стуле в кухне и пыталась остановить кровь, которая струей текла по ноге и дальше по полу.

— Оставь его в покое, мама, — сказала я.

Жаркий летний вечер, разговор о звездах, о Боге и о гороскопах привели к тому, что я стала носиться вверх и вниз по скамейкам на футбольном поле, перелетая с одного ряда на другой. Это было потрясающе — до тех пор, пока носок моей ноги не проскочил мимо одной из деревянных перекладин и я не поскользнулась и с треском не провалилась между сиденьями. Ногу крепко заклинило на уровне икры, и расколотый в щепу конец доски — по ощущению, это было бревно, никак не меньше, — глубоко впился в мою плоть, сильно ее разодрав.

— Тебе лучше бы было поверить в то, что Бог есть, — сказал Джона, помогая мне выкарабкиваться и хромать к дому. — Ведь надо же, чтобы кто-то о тебе позаботился.

— Для этого у меня есть ты.

Он не улыбнулся.

Если здесь и было что-то от шутки, то очень немного.

Я надеялась, что мама уже легла. Но мне не повезло. Она ела пекановое печенье (малышка Джина сидела рядом с ней в коляске, все еще раскачиваясь по инерции взад-вперед, уже укачав себя этими движениями и крепко уснув) и смотрела телевизор.

— О Боже! — сказала мама, увидев мою ногу. Потом она повернулась к Джонзу: — Это ты во всем виноват.

— Оставь его, мама, — сказала я. Но прозвучало это глуповато, потому что я только что с помощью плоскогубцев, взятых из ящика со всяким инструментом, вытащила из своей ноги целое бревно. На пол хлынула кровь.

— Вот что случается, когда ты шатаешься по всему городу, — сказала мама, протягивая мне полотенце. — Бывает больно.

— Больно мне, — ответила я. — Только мне.