Как бы нам расстаться - читать онлайн книгу. Автор: Кэрен Бришо cтр.№ 23

— Могла бы просто сказать мне, — говорит Джона. Говорит так тихо, что даже кресло не скрипит.

Я стискиваю косяк. Еще сильнее.

— Я не знаю, как мне говорить с тобой, — мямлю я, как бы извиняясь, все еще не отрывая глаз от его рук, лежащих на подлокотниках. — Я не знаю, как… говорить с тобой.

— Но мы же говорим, — возражает он, и губы у него подергиваются. — Мы просто не произносим слов.

— В этом-то все и дело, разве не так? — отвечаю я. — Если бы мы пользовались словами, я могла бы что-нибудь сказать. Но раз мы говорим без слов, то ты можешь просто не обращать внимания на то, что я пытаюсь тебе сказать.

Голова Джоны рывком поднимается, и кресло испускает протестующий вопль.

— Так это я во всем виноват? — спрашивает он. И он уже имеет в виду не Майка. Он имеет в виду нас. Ту дистанцию между нами, которая все увеличивается.

— Ты не слушал меня.

— А ты ничего не говорила.

— Нет, говорила.

— Ты была не в духе, сказала мне, что все прекрасно, сделала из меня посмешище, опять закурила, а потом ушла и оттрахала бармена. — Он фыркает. — Просто чудесно. Вот эти слова и в самом деле кое-что значат.

— Да неужели? Ты вот так просто сидишь, уставившись на меня, и хмуришь брови, и, не делая ничего, корчишь гримасы и притворяешься, что ничего плохого…

— Я не из тех, кто притворяется, что ничего плохого не происходит.

— …И ждешь, что я что-нибудь сделаю, потому что ты не хочешь слышать ничего из того, что я говорю.

— А ты ничего не говоришь! Если ты что-то и делаешь, то трахаешься с Майком. На это-то что ты скажешь?

— Скажу, что мне нужен был скальпель, — говорю я. Или ору. Называйте как хотите.

Он рассматривает мое лицо, но его руки все еще сжимают подлокотники спасенного кресла, видимо причиняя им невыносимую боль. По крайней мере, креслу было бы больно, если бы человеческая плоть была тверже плоти деревьев.

— Скажу, что хочу быть от тебя подальше, — говорю я. И сама едва слышу вылетающие из моего рта слова.

Но он их слышит. Его руки отпускают подлокотники.

— Хочу быть подальше от тебя, — снова говорю я.

Он начинает смеяться. Возникает странный звенящий звук. Как будто зимний ветер крутит металлические лопасти старого ветряка.

И я вдруг понимаю. Понимаю нечто, что я чувствовала, но никак не могла принять.

— И ты тоже, — говорю я. — Я-то думала, что это только со мной так. А оказывается, и с тобой то же самое.

Кожа, покрывающая его лицо, натягивается… плотно-плотно натягивается на череп.

— Что ты хочешь сказать?

— Это не только со мной так, — говорю я, подыскивая подходящие слова. — Ты хочешь, чтобы все было… по-другому. Я-то думала, что это все из-за того, что я… не хочу быть одной из этих проклятых птиц. Но ведь и у тебя то же самое.

Волосы падают ему на глаза. Он смотрит на письменный стол, а потом поднимает взгляд на меня… Я не могу почувствовать слова. Только ощущаю то, что говорят его глаза. А говорят они что-то такое неистовое, такое яростное, такое обжигающее…

Меня отбрасывает назад. Нет, я все еще стою, прижавшись к косяку, но чувствую себя так, как будто меня отбросило назад, назад, назад, через стену позади меня, и зашвырнуло куда-то в далекое будущее. Я макаю пекановое печенье в кофе и клюю, клюю и клюю его, а он все равно сбегает от меня к своей любовнице-почтальонше…

Не собираюсь я становиться такой, как моя мать.

— Нет, — говорю я, и голос скрипит, как ржавое железо. — Нет, я не хочу… Не хочу ссориться и обижать тебя… не хочу быть… такой примитивной. Но мне нужно… Я не хочу…

Он кивает головой, прерывая меня.

— Думаю, я уже все понял.

Я принимаюсь трясти головой, потому что он все понял неправильно. Я не хочу чувствовать вину, ничего не сделав. Я хочу объяснить, что все не так, сказать ему… Но я уже зашла слишком далеко.

— Лучше уйди, — говорит он.

И я ухожу.

И чувствую себя так, как будто отрезали часть меня, и из меня хлещет кровь, растекается по полу, по всему залу… Но это, кажется, уже что-то из прошлой ночи…

И когда я ухожу, то слышу, как что-то фарфоровое разбивается о стену кабинета Джонза. Слышу, как по полу разлетаются осколки.

Я иду к себе в кабинет. Он выглядит так же, как вчера, когда я ушла из него. Снаружи, за окном, солнце заливает благостной позолотой стекло и камень. Но внутри меня…

Я сажусь, так и не сняв своего шерстяного пальто. Мой стул не скрипит. Стандартное промышленное изделие. Как и все остальное в этой комнате. Уперев локти в стол, я надавливаю на глаза основаниями ладоней.

Одна из самых странных вещей в христианстве — это Библия. Там столько всего накручено. Например, в одном месте написано что-то вроде «если глаз твой обратился к греху, вырви его, если рука твоя тянется к греху, отруби ее». Цитата неточная. Запомнить точно у меня не получается. Из-за этого я так и не смогла получить золотую звезду в воскресной школе.

…Я ушла и отрезала часть себя. Сиамские близнецы разъединены. Они стали Близнецом и Близняшкой. Остается только посмотреть, смогу ли я дышать, думать, смогу ли выжить, став половиной человека.

Нет, это оговорка по Фрейду. Я же целый человек. И Джонз — целый человек. И теперь мы будем жить как отдельные друг от друга люди. Можно даже считать, что я оказала ему услугу. Он меня не любит. По крайней мере, так, как он думает. Он думает, что любит меня, просто потому, что привык, что я всегда рядом. А теперь он сможет пойти и найти себе кого-то другого. Кого-нибудь вроде…

— Эй!

…Дженет.

Нет, не вроде Дженет. Просто Дженет вошла ко мне в кабинет.

— Эй, — говорит она, — что такое с Джоной? Он выглядит… плохо.

— Да ничего такого, — отвечаю я сквозь ладони.

— Вы что, поругались?

— Нет.

Она садится. Я слышу, как стандартное промышленное изделие прогибается под ее весом. Слышу поскрипывание кожаной обивки, о которую трется ее «пушка». Возможно, вы поняли, что мое нежелание говорить говорит само за себя. Но только не Дженет.

— Ты что, порвала с ним? — спрашивает она.

Я вздыхаю и отнимаю руки от глаз.

— Нам нечего было рвать, — говорю я.

— Вы не… — она замолкает. — Вы что, так и не были вместе, так сказать?

— Мы не «вместе», — я в первый раз говорю это вслух. — Мы просто друзья. — Слово «друзья» причиняет боль. Друзья не делают друг другу больно…

— О! — Она грызет ноготь указательного пальца на правой руке. — Так, значит, мне можно пригласить его пообедать… или еще что-нибудь?