Время любить - читать онлайн книгу. Автор: Филипп Эриа cтр.№ 16

А теперь они хотели именно этого, и хотели этого от меня. Один из молодых Буссарделей, а именно Патрик, младший сын моего брата Симона, погибшего в немецких лагерях, выросший без отца, избалованный матерью мальчик, попал в скверную историю. Насколько я поняла, дело шло о краже автомобиля, за ним ночью гналась полиция, а кончилось тем, что он насмерть задавил человека. Нашему юному герою, еще до суда заключенному в тюрьму, грозило самое худшее; и вся семья встала под ружье, надеясь вызволить его из беды; они готовы были открыть огонь по первому знаку, лишь бы уменьшить долю его ответственности. Самым действенным средством в делах такого рода считалась ссылка на плохое окружение, на губителные примеры.

А какая мне во всем этом отводилась роль? Очень простая. Выступить в качестве общественного обвинителя всего клана Буссарделей, потому что никто лучше меня не мог справиться с этой задачей. Никто лучше не мог изобличить их, доказав, что ради корысти они способны на все. Достаточно мне рассказать судьям о нашем конфликте, заявить, что они действовали всем скопом против троих родственников из соображений наживы, добились полного успеха, не посрамив уважаемого имени Буссарделей, и все это происходило на глазах самого Патрика, тогда еще совсем мальчика.

Когда после моего калифорнийского приключения я, беременная тем, кто стал теперь Рено, согласилась выйти замуж за моего кузена и поверенного моих тайн Ксавье, родственники скрыли и от меня и от него, что он бесплоден, так как еще в детстве перенес туберкулез половых органов; и скрыли лишь потому, что брак двоих самых "непутевых" Буссарделей устраивал всю семью. Когда родным стало известно, что я беременна, чего они никак не ожидали, они поспешили открыть моему мужу глаза с целью устранить незаконнорожденного ребенка. Ксавье, натура в высшей степени впечатлительная, после этого неожиданного удара упал – случайно, нет ли из окна. В результате этого падения он скончался. Я увезла его, умирающего, из нашего особняка на авеню Ван-Дейка. А много лет спустя наша старая родственница, знавшая тайну моего мужа, перед смертью сделала своим единственным наследником Рено – "сына Ксавье", по собственному ее выражению, но моя мать добилась непризнания Рено законным сыном и лишила его наследства. Вот какую миленькую историю могла бы я рассказать судьям, и об этом просили меня Буссардели. А уж если бы я привела все драматические перипетии этого дела, представила бы доказательства, сослалась бы на неоспоримые свидетельства, сенсация была бы полной. Одна лишь я в силах выставить на всеобщее позорище наше могущественное семейство, ввергнуть его в такие пучины, что положение юного преступника сразу же облегчится, снимет с него ответственность за свои поступки. Таким образом, я представляла собой единственный шанс на оправдание Патрика, на смягчение его участи.

Анриетта с помощью Жанны опытной рукой обнажила передо мной все пружины своего замысла, и обе женщины, объединенные общим усилием продемонстрировать его, напомнили мне двух злоумышленников, которые, задумав hold up (Грабеж (англ.)), набросав предварительный план, сами подвергают его всесторонней критике, и в конце концов вся эта сложнейшая система начинает казаться им простейшей и безотказной. Когда я возразила, что эта махинация бессмысленна хотя бы уже потому, что она разрушит то, что желают сохранить,– семью, Анриетта, снисходительно улыбнувшись, поведала мне: все это разработано защитником Патрика, одним из "душек-теноров" адвокатуры. Он ссылается на прецеденты, делает ставку именно на теперешнюю тенденцию – судьи весьма охотно обвиняют родителей в грехах детей – и, наконец, так уверен в выбранном им способе защиты, что прибыл из Парижа вместе с двумя моими невестками, откомандированными сюда в качестве послов; он теперь сидит в городе, в отеле, и ждет результатов наших переговоров.

– Вы сами понимаете, Агнесса, что он не мог приехать сюда, к вам,– это было бы серьезным профессиональным промахом. Адвокат не имеет права встречаться со свидетелями. А мы не желаем совершить ни малейшего нарушения.

– Однако это в ваших возможностях,– Жанна указала на стоявший рядом телефонный аппарат.– Вам-то ничто не мешает ему позвонить.

– Но...– начала я.– А мать?

– Нет. Тетя Мари не приехала. Впрочем, вы, должно быть, не знаете того, что мы вам сейчас сообщим: у нее неважно со здоровьем – коллибацилоз.

– Вы не поняли моего вопроса. Я спрашиваю: согласна ли она?

– На ваше вмешательство в судебный процесс? Агнесса! Разве иначе мы бы приехали сюда для переговоров? Полностью согласна. Вы же знаете, как она привязана к своим внукам.

Верно. Моя мать перенесла на детей Симона всю силу своей страстной любви, какую питала к нему. Возможно даже, что именно матери, которой на суде я должна была нанести самый сильный удар, которая была полностью в курсе дела моего предполагаемого выступления на процессе,– возможно, ей первой пришло это на ум.

– Вы только представьте,– продолжала Анриетта,– при одной мысли, что ее внук, в котором она видит как бы живого Симона... а вы знаете, до чего Патрик похож на отца!.. Так вот, при одной мысли, что бедному мальчугану придется еще месяцы и месяцы находиться в предварительном заключении, что он рискует на долгие годы попасть в тюрьму, при этой мысли несчастная тетя Мари совсем перестала спать, грызет себя и окончательно разболелась. И ничего удивительного – с тех пор как произошла эта драма, она отказывается лечиться.

– Не забудьте еще,– вставила Жанна,– что состояние Патрика – он ведь несовершеннолетний, и мать назначена его опекуншей – будет урезано, так как придется выплатить значительную сумму сиротам полицейского, который попал под машину. А придется еще возмещать убытки всем, кому вздумается предъявить иск, едва эксперты возьмутся за дело. Словом, сумма получится огромная. Я сужу по тем деньгам, что уже затребованы в счет будущих платежей. И уже уплачены.

Невестка бросила на Жанну весьма выразительный взгляд, чтобы та замолчала, но я уже успела все понять. Значит, в деле замешаны-таки денежные интересы. Я вновь очутилась в родной стихии.

Я сидела оглушенная, растерянная, я задыхалась. Словно даже крошечный глоток этой атмосферы Буссарделей стал для меня ядом, особенно после того, как я так долго не дышала этим воздухом. Голова моя склонилась на грудь. Гулкий стук маятника, заключенного в деревянную клетку, вдруг стал слышен особенно отчетливо. Кусок пола, отделявший меня от моих невесток, уплыл куда-то далеко, каменные плиты заскользили, стали раздваиваться, полезли друг на друга.

– Ирма!

Голоса я не повысила, но у нас в Фон-Верте зала сообщается с прихожей аркой без дверей, а к прихожей примыкает кухня, и, возможно, Ирма, которую я предупредила, каких жду гостей, была начеку; так и есть, она тут же явилась на мой зов.

– Виски, Ирма!

– Не беспокойтесь, пожалуйста,– сказала Анриетта, светскость брала у нее верх надо всеми прочими чувствами при любых обстоятельствах жизни, но она неправильно истолковала мою просьбу: – Нам ничего не надо.

– А мне надо.

И я подняла голову. Взглянув на невесток, я по выражению их лиц догадалась, что вид у меня, должно быть, довольно странный. Я увидела себя их глазами. И первая же удивилась своей реакции, вернее, отсутствию реакции, чисто физической несложности этого приступа дурноты.