Птицы небесные - читать онлайн книгу. Автор: Вера Ветковская cтр.№ 44

— Об этом когда-нибудь потом, хорошо?

— Хорошо, — с готовностью согласился он, — потом… Любимый художник?

— Боюсь, в этом я плохо разбираюсь. Но очень люблю одну картину Матисса. «Вид из окна на Танжер».

Знаю. Кажется, что те, кто смотрит на этот Танжер из окна, очень счастливы в своей комнате… Что вы больше всего любите в природе?

— Облака, — сказала Наташа.

— А вы верите в чувство с первого взгляда? Наташа с легкой улыбкой посмотрела на него:

— Такого вопроса в анкете не было, это я хорошо помню.

Выйдя на улицу, Катя слегка поежилась в своем легком модном пальтишке. С полудня уже примораживало, и вдруг с неба повалил тяжелыми пушистыми хлопьями снег. Она не оглядывалась вокруг, но знала, что Константин уже где-то поблизости.

— Катя, я к твоим услугам, подвезу куда скажешь, — раздался за ее спиной голос Евдокимова, когда она расплачивалась в киоске за стопку газет и журналов.

Она почувствовала его присутствие и его взгляд до того, как он заговорил. А как легко и небрежно прозвучало приглашение. Никакой неловкости, хотя ясно, что он давно ее поджидал. Катя невольно ему улыбнулась. В новой, с иголочки, дубленке, волнистые волосы припорошены снегом. В глазах не только вежливость, но и едва приметные растерянность, ожидание.

— Я бы с удовольствием прошлась, да боюсь, мы превратимся в два сугроба, — размышляла Катя.

Они сели в его синюю «тойоту» и через стекло любовались снегопадом. Правда, Евдокимов откровенно любовался больше ею, а Катя с затаенным интересом изучала знаменитого обольстителя. Этот тип почти не встречался ей в жизни. А изучать человеческие типы и коллекционировать их давно стало ее любимым занятием.

«Неужели это обожание, нежная мольба в его глазах — все ложь?» — думала Катя. Она достаточно хорошо знала профессиональных актеров. Сыграть можно что угодно — любовь, страсть, ненависть. Знала актеров, талантливых от природы, которые лицедействовали так искренне, что сами забывали, живут они наяву или только разыгрывают роль. Таким самородком, наверное, и был Евдокимов, не сумевший угадать свое истинное призвание.

Он предложил посидеть где-нибудь в кафе, и Катя шутливо махнула на все рукой: была не была, муж в командировке, она свободная женщина на целых три дня и может идти куда пожелает. Они сидели в уютном полумраке кафе, одного из тех, что вдруг, как грибы, в изобилии появились в старых подвалах, обшарпанных столовых. Теперь сырые стены подвала сияли свежими панелями, под ногами пружинил дорогой палас. Мраморная стойка бара, зеркала и хрусталь уносили в какую-то не нашу, заморскую жизнь, виденную в кино.

Катя, смеясь, рассказывала Евдокимову, какое ошеломляющее впечатление производят на нее первые ростки рынка и гнилого капитализма. А старики, пожилые люди вообще в шоке. Костя снисходительно улыбался над их провинциальной наивностью. Нравилась Кате и дымка легкой греховности, окутывавшая их пока невинные отношения. Она вспомнила Вятку, начало их с Сережей романа. Тогда было нечто подобное: тайные свидания по вечерам, необходимость скрывать отношения.

Но сейчас она чувствовала себя чуть ли не блудницей, неверной женой. Это щекотало нервы. В ее спокойной, без проблем жизни давно не было ничего острого, пикантного, захватывающего. Глаза ее спутника загадочно блестели в почти темном уголке кафе, освещаемом одной свечой на их столике.

— Если б вы знали, Катя, как мне мучительно совестно перед Сергеем. Я чувствую себя последним подлецом, но ничего не могу с собой поделать, — вдруг тихо и жалобно заговорил Евдокимов.

Катя, затаив дыхание, слушала. Она все пыталась понять, чем он очаровывает женщин, и сама невольно подпадала под его очарование.

— Представляю, сколько небылиц вам про меня понарассказывали, — горько усмехнулся он. — Я не оправдываюсь, грешен, матушка.

Но поверьте, и десятой доли истины нет в этих рассказах. Ну какой я баловень судьбы? Я один-единешенек, как пень в лесу. Меня ожидает страшная старость. Ни друзей, ни семьи. Моя жена — прекрасный человек, но живем мы как соседи в коммуналке. Сын — чужой. Ему двадцать лет, из них два года мы жили под одной крышей. Его вырастили дед с бабкой. Ближние меня не любят — или завидуют, или презирают…

Он говорил, а Катя верила, верила каждому слову. Это она, скептическая, насмешливая Катя, все на свете подвергающая сомнению. В его голосе звучала искренняя боль, он не мог лгать. Да, для многих соблазнителей это обычный прием — жалобы на одиночество, недалекую, черствую жену, равнодушных детей. Сколько женщин купилось на это. Катя презирала этот банальный прием, уж лучше наглый напор или хвастливая бравада.

И тут Евдокимов неожиданно поразил ее. Он вдруг заговорил об Алле. Катя даже чуть-чуть покраснела. Откровенность откровенностью, но это уже слишком.

— Она была единственным близким человеком в моей жизни, — признался он, — который меня понимал, прощал, бескорыстно мне помогал…

Столько теплоты, нежности было в его голосе, что Катя невольно растрогалась. И окончательно поверила в его искренность. Отныне, что бы о нем ни говорили, она останется при своем мнении. Ей захотелось протянуть руку и погладить Евдокимова по щеке, пожалеть его Она едва сдержалась, чтобы не сделать этого. Кто знает, как он истолкует подобный жест.

Они поднялись по лестнице из бывшего подвала и ахнули. Вокруг стало бело. Пышные белые сугробы укрывали бульвар, грязные тротуары, даже на каждой веточке ухитрились взгромоздиться охапки снега. Совсем другой город предстал перед глазами и совсем другой мир.

Посмеявшись над Катей — она была в туфлях, хоть и осенних, — он легко подхватил ее на руки и понес к машине. А у подъезда, когда распахнул перед ней дверцу, ему этого показалось мало, он снял свою дубленку и набросил ей на плечи. Катя отбивалась, не позволила снова взять себя на руки. Медведь, настоящий медведь, шутила она. А вдруг соседи увидят? Свою репутацию она блюла.

Не позвала его на чашку чаю, хоть он и напрашивался. Поздно. На прощанье он поцеловал ей обе руки, бережно и нежно пожал в своих медвежьих лапах ее ладошки. Подождал в подъезде, пока она открыла дверь своей квартиры и вошла.

Катя долго ворочалась в постели и не могла уснуть. Думала о полупризнании Евдокимова и его неожиданной откровенности. Похоже, в ее безмятежное бытие ворвалось неожиданное приключение. К чему оно может привести, ей не хотелось загадывать. На душе было тревожно и смутно. Вот приедет Сережа, и она, смеясь, похвастается ему, как весело проводила время без мужа. Да, выход есть — простой и ясный. Она почувствовала облегчение.

Через два дня вернулся Колесников, но она так ничего и не рассказала ему.

— Как ты могла, как ты могла! — в отчаянии повторяла Наташа, сжав ладонями виски. — Я способна совершить такой поступок, любая из моих подруг и знакомых. Но только не ты. У тебя, одной-единственной, не было никаких бабьих слабостей…