Птицы небесные - читать онлайн книгу. Автор: Вера Ветковская cтр.№ 23

Евдокия, тридцатилетняя разбитная бабенка, была старая клиентка абортария. Она могла залететь от поцелуя — по ее собственному свидетельству. Ее тут знали как облупленную.

Роза, школьница с глазами, в которых застыл ужас, до наступления темноты не отрывала лица от окна, за которым маялся с таким же перепуганным лицом ее одноклассник.

Марине врачи запретили рожать из-за больного сердца, к тому же у нее уже есть сын. К ней нянечки и сестры относились с большим сочувствием, чем к другим.

У Нины трое детей и пьяница муж, живут в коммуналке, рожать четвертого было бы чистым безумием.

…Катя привела ее сюда и обеспечила всем, по ее мнению, необходимым: снотворным на ночь, притупляющим все чувства еще на сутки вперед, чистым бельем, фруктами, минеральной водой и детективом «Щупальца Спрута».

Наташа отдала снотворное Розе, объяснив ей жестами, что так будет легче, и школьница наконец уснула.

Чувство, что она скоро совершит страшное преступление, за которое потом исказнит себя, не покидало Наташу. Катя уверяла, что в животе у нее червяк, который ничего не чувствует, но Наташа не верила. Ужас сковал ее душу. Она готова к любой физической боли, но нравственная пытка настолько чудовищна, что по сравнению с ней все кажется ерундой.

Лучше бы дыба. Лучше испанский сапог. Лучше все самое ужасное пусть делают с нею, но не с невинным существом.

У нее стучали зубы.

Эта страшная для Наташи минута стала звездным часом в жизни вахтерши Клавдии Петровны.

Клавдия Петровна ночью могла отпереть дверь отделения лишь в одном случае: если бы ей предъявили удостоверение КГБ или милиции.

Но физиономии Москалева и Севостьяновой были в тысячу раз внушительнее этих почтенных документов, а именно они возникли, как во сне, за стеклянной дверью вестибюля.

Клавдия Петровна и не заметила, как обычно заедавший замок раскрылся и вошли две знаменитости с двумя какими-то девчонками.

Клавдия Петровна уже протягивала бланки описи вещей вновь поступивших пациентов для автографа. Москалев велел расписаться также Софье и Жанне, представив их как будущих звезд. Юлия Севостьянова сняла с себя легкий шарфик и повязала им мощную шею Клавдии Петровны, после чего вся четверка — Кратов держал на улице такси, — сопровождаемая вахтершей, на цыпочках вознеслась на второй этаж, и вот в палате номер 11 вспыхнул свет.

— Эта! — ткнул пальцем в Наташу Москалев.

Операция заняла считанные секунды.

Юлия перекладывала содержимое тумбочки Наташи на общий стол.

Софья сдернула с Наташи одеяло, а Жанна надела ей тапочки.

Наташа, зарыдав, протянула руки к Москалеву. Петр Владимирович подхватил ее.

— Однако ты, мать, разъелась, — констатировал он, вынося ее из палаты.

— Вы только уж больничное верните завтра, — бежала за ними Клавдия Петровна, — а мы вам утром ее вещички соберем.

— Теперь пойдут по Москве разговоры, что Москалев обрюхатил свою студентку, — рассуждал в такси Москалев, пока Юлия утешала бившуюся в рыданиях Наташу. — У нее, стервозы, тоже ямочки на щеках, как у меня, и у пацана будут ямочки. Точно, припишут мне пацана. Юлька, ты свидетель, я ни сном ни духом, как говорится… Ну что, едем ко мне…

— Ну уж нет, — сурово произнесла Софья. — Везите в общежитие. Мы там с нее глаз не спустим. Под конвоем будем водить на занятия.

Весь год Катю лихорадили отношения с Колесниковым. Внешне эти отношения как будто ничуть не изменились. Они встречались только на факультете, на семинаре. Но теперь, входя в аудиторию, Катя чувствовала на себе его взгляд. И тут же его глаза испуганно убегали прочь.

После семинара она старалась задержаться в аудитории и задать ему несколько вопросов. Раньше он говорил с ней просто и дружелюбно, глядя прямо в глаза, теперь же старательно отводил взгляд, словно боялся — она прочтет в его глазах то, что ему хотелось скрыть. Женское чутье подсказывало Кате, что это добрые для нее перемены, и она приготовилась терпеливо ждать, когда же он сделает решительный шаг ей навстречу… Она же старалась как можно чаще попадаться ему на глаза и изменила свой имидж скромной и старательной ученицы. Теперь она играла повзрослевшую, умную, уверенную в себе, деловитую старшекурсницу. Носила нарядные платья и блузки, следила за прической. Галя-черненькая научила ее делать легкий макияж. Он как будто был невидим, но неузнаваемо менял лицо.

О Колесникове она рассказывала Наташе каждый день. Больше она ни с кем не делилась своими планами. Катя думала о нем с утра до вечера и считала, что это и есть любовь. Наташины сомнения раздражали ее. Что же это, если не любовь? Ей нравились все больше и больше его сдержанные манеры, голос, внешность. Он настоящий интеллигент, умница, замечательный человек. С этим Наташа горячо соглашалась.

— Но подходите ли вы друг другу? Будет ли ему хорошо с тобой?

— Я могу составить счастье любого мужчины, — смеялась Катя. — В отличие от тебя, я очень домовита, умею варить борщ, солить огурцы. Чего ж вам боле…

— Пока не поздно, оставь эту затею, — молила Наташа.

— И выходи замуж за Стаса, — сердито продолжала Катя. — Ты больше беспокоишься о Колесникове, будет ли ему хорошо со мной, чем о благополучии подруги.

Наташа от всей души желала ей счастья, но какое-то тревожное предчувствие не оставляло ее.

Этот год был невероятно тяжелым для Наташи, и Катя старалась взять на себя хотя бы малую толику ее забот. Петьку нянчило все общежитие. Даже Галя-черненькая питала нежные чувства к младенцу, чего раньше с ней не случалось. Но репетиции требовали их присутствия, и тогда особенно ценен был человек со стороны, свободный по вечерам.

Из библиотеки Катя летела к ним в общежитие. Едва она врывалась в комнату, как Наташа, нетерпеливо дожидавшаяся ее у двери, убегала.

— Где мой Петенька, мой котеночек? — напевала Катя, сбрасывая пальто и моя руки.

Какой жизнерадостный парнишка, все время улыбается.

Петька весело таращил на нее глазенки.

Катя брала его на руки, прижимала к груди, и сердце ее останавливалось от волнения и нежности.

— Кто бы мог подумать, что этот чудный младенец даже во мне пробудит материнский инстинкт? — удивлялась Катя. — Я была уверена, что природа начисто обделила меня этим чувством.

— Ты нормальная женщина, ничем не обделенная, — утешала ее Наташа. — Придет время — станешь замечательной матерью.

Катя с удовольствием кормила Петьку, играла с ним, укладывала спать. Потом, заперев комнату, шла в прачечную на первом этаже стирать его пеленки. Она видела себя со стороны. Это было очень забавно. В фартуке и косынке, руки по локоть в мыльной пене. Вот такой бы увидел ее Колесников! Нет, лучше на кухне, когда она одной рукой держит Петьку, а другой помешивает в кастрюльке его кашу. В эту, домашнюю, Катю Лаврову он бы влюбился без памяти.