Птицы небесные - читать онлайн книгу. Автор: Вера Ветковская cтр.№ 2

Ранним утром они уже стояли на остановке, дрожа от холода. Редкие пассажиры удивленно разглядывали клетку с пичугами и двух серьезных, сосредоточенных девушек.

— Может быть, зайдем сначала выпьем чаю в нашей летней резиденции? — церемонно пригласила Катя, когда девушки наконец доехали до своей деревеньки. — Полюбуемся ими напоследок.

— Нет, нет, сразу в лес, — заторопилась Наташа.

Она так волновалась, что не спала всю ночь. Пока они не выпустят птиц, ее жизнь не обретет прежнего спокойного ритма. Она верила — обряд таил в себе важный для них смысл. Даже насмешница Катя это поняла и притихла.

Песчаная дорога, петляя, вывела их за деревню и побежала пустыми полями. Они вошли в сосновый бор. Дорога заманчиво устремлялась куда-то вдаль, в самые дебри. Подруги сели на поваленное дерево и залюбовались райским уголком.

— Вчера просмотрела книжки о пернатых и многое узнала об их повадках и жизни — сообщила любознательная Катя. — Сейчас как раз есть им нечего, и они, бедняги, наголодаются.

— Зато на свободе, — рассудила Наташа, подсыпая в клетку семечек.

Щеглы озабоченно занялись семечками, а Наташа, решительно кивнув — пора, открыла дверцу… Она затаила дыхание. Щеглы продолжали теребить семечки, не обращая на распахнутую дверцу никакого внимания.

— Ага! Вот твоя хваленая свобода, на которой ты помешалась, — ехидно заметила Катя. — Сытый желудок, оказывается, важнее даже для птиц небесных.

Наташа, немного разочарованная поведением щеглов, все подсыпала им семечек — пускай наедятся напоследок. Катя поглядывала на часы и начинала терять терпение.

— Я их сейчас вышвырну из клетки! — сердито пообещала она.

Но вот один из щеглов прыгнул на верхнюю жердочку открытой дверцы и застыл, словно не веря своему счастью. И вдруг взмыл к самой верхушке сосны так быстро, что девушки не успели проводить его глазами. Второй щегол, оставшись в одиночестве, всполошился, отчаянно запиликал и забился о тонкие прутья клетки. Наконец и его вынесло в открытую дверцу, и он исчез в небе, как камешек, выпущенный из рогатки.

Девушки долго вглядывались в вершины сосен — щеглы бесследно растворились в бледном, как застиранный ситец, небе. Зато у них над головами медленно парила какая-то крупная птица, гулко ухая — «ух-ух».

— Слушай, не нравится мне этот ухарь, — забеспокоилась Катя. — Сожрет он наших щеглов, и пропадут три рубля.

— Ой, не пугай меня, не надо! — расстроилась Наташа. — Ты видишь, какие они юркие, он их не догонит. Только бы они к ночи нашли свободное дупло и успели устроить гнездышко.

Катя только снисходительно посмотрела на свою романтическую и чувствительную подругу.

Они возвращались той же дорогой, весело размахивая пустой клеткой.

— Как легко у меня на душе, — произнесла Наташа. — Сейчас я почти уверена — нам повезет. Они принесут нам удачу. И мы так же улетим в большой мир, на простор.

— Вот как? Это наш городишко, который ты так обожаешь, для тебя клетка? — рассмеялась Катя.

— Я его очень люблю, но мне здесь тесно, — смущенно оправдывалась Наташа. — Я мечтаю работать в театре, сниматься в кино. Разве это грех — следовать своей мечте?

Наташины предчувствия сбылись. Щеглы принесли им счастье или судьба так распорядилась, но в августе они вернулись домой студентками. Им казалось, что самое трудное позади. На самом деле жизнь только начиналась, и впереди их ожидало немало разочарований и бед.

Наташа шла по Москве, и асфальт, занесенный багровой, золотистой, мелкой, как монисто, листвой, пел под ее ногами.

Теперь ей казалось, что целые годы напролет она, как джинн из старинной легенды, просидела в заплесневевшей, поросшей морскими водорослями бутылке, пока огромная, лучезарная госпожа удача не нашарила сосуд на дне морском и не разбила его…

И вот теперь Наташа парила на свободе, в постоянном опьянении счастьем, обрушившимся на нее, как этот листопад, что шуршит, насквозь пронизанный солнцем.

Это не поезд с запыленными окнами, весь пропахший колбасой и провинциальной скукой, принес ее сюда, а волшебная удача подхватила на свои крылья.

…Теперь она жила в Москве. Училась в одном из лучших, с традициями, уходящими в далекое прошлое, театральных училищ. Преподавал актерское мастерство и руководил курсом не кто-нибудь, а Петр Владимирович Москалев, народный артист, портретами которого был украшен их провинциальный кинотеатр. Могла ли она тогда, с восхищением вглядываясь в его лицо, преображенное той или иной ролью, но всегда узнаваемое, предполагать, что станет его ученицей…

Честное слово, куда ни глянешь — везде Москалев. Вот он смотрит на Наташу с рекламного полотна, за его спиной раскачиваются мачтовые сосны… Он всегда ревниво относится к тому, смотрят ли студенты его работы или нет. Успокойтесь, Петр Владимирович! Мы вас смотрим, как миллионы других людей, по телевизору, в кинотеатрах, в театре, где вы работаете и иногда вытягиваете на себе весь спектакль какого-нибудь увешанного наградами, увенчанного государственными премиями советского драмодела. Вы позволяете нам, студентам, сидеть не ближе десятого ряда. Театр всегда переполнен, но мы устраиваемся… А главное, три раза в неделю вы, такой великолепный и всеми любимый, вот с этими обаятельными ямочками на щеках, приходите к нам в училище, и мы с вами занимаемся несколько часов подряд всякой замечательной чепухой, этюдами на память физических действий, этюдами на воображение или просто болтаем…

…Вы входите к нам в пятую аудиторию, где часть пространства занимает самодельная сцена с занавесом, за стеной теснятся незамысловатые декорации и кое-какой реквизит, вашему появлению предшествует ликующий крик: «Москалев идет!» Вы всегда немного опаздываете… И вот мы, двадцать счастливчиков, двадцать влюбленных в вас студентов, вытягиваемся перед вами по стойке «смирно»…

…Спектакль начинается сразу, как только артист возникает в дверях.

Он входит, снимает пальто и кепку, полуотвернувшись от студентов, стоящих почтительным полукругом, достает из кармана пиджака расческу и долго, задумчиво причесывает свои редкие волосы…

…Нате вам публичное одиночество.

Причесался, подул на расчесочку, вдруг вспомнил, что он не один, и как бы в изумлении обернулся, протер глаза. Студенты: «Гы-гы-гы!» Москалев делает вид, что наводит на каждого в отдельности подзорную трубу. Студенты еще блаженней: «Гы-гы-гы!» Тогда он улыбается знаменитой на весь мир улыбкой, которая так и называется: москалевская улыбка.

Начинается монолог.

— Ну, постойте еще, постойте, — говорит Москалев, блаженно потягиваясь. Чистая любовь студентов дает ему заряд бодрости и молодости. — Постойте, а я на вас посмотрю… Софья, надо худеть, ты видишь, какой поджарый у тебя педагог… Стае, по твоим глазам вижу, что ты припас замечательный, искрометный этюд. Наташка, не вздумай остричь свою косу. Я тебя принял только из-за косы, а не потому, что ты вопила, будто тебя за грудь кусает тарантул: «Я — Мерлин, Мерлин!..»