В глубине стекла - читать онлайн книгу. Автор: Елена Искра cтр.№ 79

— Слушай, — отец уже много лет разговаривал с ним скорее как с младшим товарищем, чем как с сыном, — не очень понял, ты сам из школы уволился или тебя выжили.

— Выжили.

— Да? А что так?

Олег молчал. Односложно ответить было невозможно, а рассказывать всё…

— Нет, если не хочешь, то не говори. Сам разберёшься.

— Понимаешь, пап, не сошлись мы с начальством характерами.

— Характер характером, а дело делом.

— Я не очень точно выразился. Дело, конечно, не в характерах. У нас оказались очень разные взгляды на то, как нужно наше дело делать.

— На флоте решает всегда капитан. А ты, я так понимаю, был в ранге лейтенанта.

— Школа — не армия, не корабль.

— Принципы управления везде одинаковы.

— Принципы, а не беспринципность.

— Хм. А знаешь, беспринципность, она, наверное, везде тоже одинакова.

— Так же как и подлость.

— Да, так же как и подлость. Только с подлостью у мужчин принято бороться.

— А как с ней бороться, если эта подлость в шкуре праведности прячется? Если она всё «из самых лучших побуждений» творит, если она людей уродует, но так, что они сами этой подлости только спасибо говорят.

— Да, это тоже бывает. Только что же, получается, что ты от этой подлости попросту сбежал?

— Ушёл.

— Знаешь, есть поговорка, тебе, безусловно, известная: «Мужчина в жизни должен посадить дерево, построить дом и вырастить сына». Знаешь такую?

— Знаю, только это не поговорка.

— Не важно. Важно, что в ней иносказательно зашифрована правда про мужчин. Заметь, первые две вещи, которые должен делать мужчина, связаны с его делом, а третья — с семьёй. Причём смотри, о каких делах речь идёт. Не денег он должен заработать, не земли нахапать, не стада развести, а дерево посадить и дом построить. Это действительно так. Мужчина ощущает себя мужчиной, если у него есть дело, которое радует его душу — это посаженные деревья, дело, которое приносит пользу ему и людям — это построенный дом, и, наконец, семья, дети — его продолжение во времени. Но в первую очередь именно дело, которое и ему по душе, и людям на пользу. И дело это мужчина бросать не может, не имеет права. Так что, если ты из школы ушёл, поняв, что это не твоё дело, тогда ты правильно поступил. А если ты просто столкнулся с трудностями и убежал…

— Не убегал я и не ушёл бы. Но они, чтобы меня выжить, ребёнка не пожалели и дали понять, что ни перед чем не остановятся, что не только меня с грязью смешают, но и человека, который мне тогда близок и дорог был. Знаешь, когда ты дерёшься и бьют тебя — это понятно, а когда из-за тебя бьют других…

— Да. Это уже и не подлость даже… А всё-таки убегать — не дело. Когда бьют, отвечать нужно, обязательно нужно, иначе подлость от безнаказанности наглее становится. Она, подлость, считать начинает, что так и должно быть, что она права. Конечно, с ней не сразу справишься. Можно отступить, чтобы собраться с силами. Ты же теперь битый, а значит — умный, осторожней будешь.

— Не хочу. Не хочу я с ветряными мельницами сражаться. Ты знаешь, мама, пожалуй, права. Нечего мне в школе делать. Работа там адская, а зарплата такая, что без слёз не взглянешь. Если бы вы денег не переводили, я бы, пожалуй, и не протянул на свою зарплату. Стыдно мужчине такие деньги получать.

— Мама? Мама, конечно, права. Только она по-своему, по-женски права. Был бы ты девкой, я бы с тобою этот разговор не вёл. Это только глупцы считают, что правда должна быть одна, причём — их правда. У мужчин и у женщин правда разная. У женщины главное — семья, дети, это и есть их дело, их предназначение. А себя самих они от семьи и детей не отделяют, для них это всё — одно целое. Они к чему хочешь приспособятся, им всё правильно, что им, а значит, их детям, на пользу. Опять же, на пользу в их понимании. Мужчины — другие, мужчины за идею часто на каторгу шли.

— И женщины с ними.

— Именно, что с ними. А что касается того, что стыдно такие деньги получать… Ты же сам, считай, в армии вырос, знаешь, какие там у младших офицеров оклады. Но ведь не разбежались. Ушли некоторые, которые послабее, не спорю, но большинство осталось. И новые приходят. Всё знают, и про оклады копеечные, и про то, что жить в казарме приходится, а приходят. Потому что знают — это их дело Родину оборонять, и его за них никто не сделает.

— Армия! Армия — дело мужское! Я бы из армии тоже не убежал.

— Не знаю. Ты думаешь, у нас подлости мало? Хватает. А что до мужского дела… Знаешь, я бы баб вообще в школу не допускал. Ну нянечками там, не более. Из них воспитатель, как из салаги капитан. Только изуродуют. Во всяком случае, к воспитанию мужчин их на сто кабельтовых подпускать нельзя. Сейчас вообще призывник пошёл — не парни, а девки в штанах! До чего дошло! Из армии к мамочке под юбку прятаться бегут! В моё время от такого парень бы со стыда сгорел. А мамаши дурные, знай себе кудахчут: «Ах! В армии трудно! Ах, там такие жёсткие люди!» Мужское дело всегда жёстким, даже жестоким было. Только благодаря этому и женщины спокойно жить могли. А теперь они навоспитывали! Мужики боятся хама одёрнуть, хулигану морду начистить. Девок ещё ладно, пусть воспитывают, но и то под руководством мужчин. До революции учителями работали в основном мужчины.

— Сейчас время другое. Сейчас в школе одни женщины.

— А что в этом хорошего? Что-то я ни про одного выдающегося педагога женского пола не слыхал. Про Макаренко слышал, про Корчака слышал, про Ушинского, Сухомлинского, а вот про баб — нет. Я из всех своих учителей, хотя давно это было, мужиков помню, а баб — нет. Не их это дело — учить. Учить — не сопли подтирать, не пилить и не истерики закатывать. Учить — это требовать, это пример показывать. А с баб какой пример? Как приспособиться половчее? Нет, Олег, учить — дело мужское. Вот ты говоришь, с подлостью столкнулся. И что? Ты её, эту подлость, наказал? Нет! Ты ушёл, а подлость осталась. Осталась победительницей. Осталась детей учить.

— Не знаю, пап, наверное, это всё же не моё дело.

— Ну смотри. Тебе виднее, — отец как-то сразу утратил весь свой пыл. — Сам разбирайся. А всё-таки учить — мужская профессия. Если меня в запас уволят, я в школу работать пойду.

Олег живо представил отца военруком на месте вечно слегка поддатого и суетливого Виктора Николаевича и, улыбнувшись, покрутил головою.

— Что? Думаешь, шучу или не справлюсь? — тут же отреагировал тот.

— Нет, не думаю. Только трудно тебе придётся с твоими взглядами.

— Трудно? А мне всегда трудно было! И ничего! Моряки не сдаются!

Олег потом часто вспоминал этот разговор. Мысленно спорил с отцом или соглашался, но, правильно ли он сделал, уйдя из школы, он так и не решил.

Тема школы, так или иначе, но всплывала даже в его поездках. Как же звали того англичанина, с которым он работал в Бирмингеме? Ах да, Эндрю. Ну да, после того как они, после осмотра отелей, хорошо посидели вечерком, Олег начал его называть просто Андрюха, а сам превратился почему-то, на скандинавский манер, в Ольгреда. Эндрю тогда очень удивился, узнав, что Олег ушёл из школы в туристический бизнес.