Какое-то время я стояла под дверью, не решаясь постучать. В мыслях крутилось только одно: «Наконец-то я нашла Эллиота Хартли! Интересно, как он выглядит?» На миг я закрыла глаза и увидела Джека. Вдруг до меня дошло, что всякий раз, когда я пыталась представить себе Эллиота, передо мной вставал образ Джека. Вздрогнув, я постучала. Из-за двери донесся шорох, затем послышались шаги. Дверь медленно открылась, и я увидела пожилого человека лет восьмидесяти. Он был очень хорош собой — не просто привлекателен для своего возраста, а по-настоящему красив, несмотря на редеющие седые волосы и морщинистую кожу.
— Я так рад, что вы пришли, — произнес старик.
Он прислонился к дверному косяку, не сводя с меня теплого взгляда темных глаз. Наверное, когда-то он так смотрел на мою бабушку.
— Я сразу понял, что вы ее внучка, когда увидел вас на кладбище. Джек мог бы ничего не объяснять, и так все было ясно.
У меня зарделись щеки. Конечно, Эллиот приходится Джеку дедом! Как же я не сложила два и два? До чего странно, запутанно, но вместе с тем чудесно!
— Потрясающее сходство, — помолчав, заметил Эллиот. — Будто на нее смотрю.
Я нервно улыбнулась.
— Ох, что же это я, стою и ничего не делаю! Входите, пожалуйста.
Жилище Эллиота оказалось маленьким и чистым. Кухонька с крошечной обеденной зоной рядом с гостиной, в которой едва хватало места для кушетки и пары стульев. За углом — спальня и ванная.
— Устраивайтесь поудобнее, — предложил Эллиот, показывая на стул у окна.
Я подошла к стене, увешанной фотографиями в рамках, — в основном, снимками детей и семейными портретами. Мое внимание привлекло черно-белое свадебное фото Эллиота и его невесты.
— Ваша жена еще жива?
Он покачал головой.
— Умерла одиннадцать лет назад.
В его голосе не прозвучало ни намека на то, что Эллиот ее любил или что тосковал без нее; с другой стороны, он дал простой ответ на простой вопрос.
— Вам, наверное, интересно, любил ли я свою жену так же сильно, как вашу бабушку.
Ну да, только я не посмела спросить. Эллиот кивнул.
— Я любил Лиллиан, однако с ней все было по-другому. Она была моим другом. А с твоей бабушкой мы были двумя половинками одного целого.
Казалось неправильным, почти святотатственным, что он так говорит о покойной супруге. Интересно, смирилась ли Лиллиан с тем, что навсегда осталась второй после Эстер? Если бы я не прочитала дневник и не прочувствовала глубины этой любви, наверное, не поняла бы.
Прежде чем сесть, я заметила на книжной полке синий корешок книги, втиснутой между Библией и триллером Тома Клэнси. У меня екнуло сердце.
— Не возражаете? — спросила я Эллиота, протягивая руку к полке.
— Ну что вы, конечно, нет.
Я знала, что это «Годы милосердия», еще до того, как увидела на корешке позолоченные буквы.
— Она любила эту книгу, — произнес Эллиот далеким голосом. — После того как все случилось, я много раз ее перечитывал. Думал, что если пойму героев, то пойму и Эстер. — Он вздохнул. — Но со временем впечатление стало стираться, как всегда происходит, когда возвращаешься к книге слишком часто.
— Эллиот, что произошло? — спросила я, усаживаясь на кушетку. — Что на самом деле случилось с моей бабушкой?
— Я знал, что вы захотите узнать. Потому и пригласил вас сюда.
Он встал и вышел на кухню.
— Чаю?
— Не откажусь.
Эллиот налил воду в электрический чайник, включил его в розетку на стене.
— Для начала сразу скажу, что никто не мог переубедить вашу бабушку. Она была вспыльчивой и решительной. Непреклонной. Если вобьет себе что-то в голову, то пиши пропало.
Я выпрямилась, на долю секунды подумав о Джеке. Может, прошлой ночью я неверно оценила ситуацию и, подобно Эстер, поторопилась с выводами? Неужели я на генетическом уровне обречена повторять ошибки?
— Мы с вашей бабушкой были помолвлены, — продолжил Эллиот. — Я экономил как мог, во всем себе отказывал, но купил ей то кольцо. Однако возникло недоразумение. Она решила, что у меня в Сиэтле появилась другая женщина.
— А она появилась?
— Конечно, нет! — ужаснулся он. — Эстер увидела меня с давнишней приятельницей. Она собиралась замуж и предложила мне купить у нее квартиру по цене гораздо ниже рыночной. Твоя бабушка всегда мечтала жить на Марион-стрит в доме с большими окнами и кухонным лифтом. Та квартира была идеальным вариантом. Я хотел сделать подарок Эстер в день нашего бракосочетания… Она меня опередила.
— Почему вы ей не объяснили? Сказали бы, что готовили сюрприз.
— Пытался, но разве Эстер переубедишь?
Я вспомнила, с какой болью Эстер описала эту сцену в дневнике. Представила себе ее полный отчаяния взгляд, когда она стояла на краю тротуара.
— Значит, она разорвала вашу помолвку?
— Вот именно, — сказал Эллиот с удрученным видом, словно рана еще болела, и даже сейчас, через шестьдесят пять лет, его мучает вопрос: почему все пошло наперекосяк и как нужно было поступить, чтобы повернуть время вспять?
— И она вышла замуж за другого?
— Да, — подтвердил он, глядя на свои сложенные на коленях руки. — Я долго злился, хотел уязвить ее побольнее. Половина женщин Сиэтла бегала ко мне на свидания, а я привозил их на остров, надеясь, что Эстер заметит. Она словно ничего не видела, и тогда я ушел на фронт. Но даже там от нее не избавился. Эстер терзала мое сердце в южной части Тихого океана. Я думал и мечтал только о ней. Она была в каждой частице моего бытия.
— Вы писали ей из армии?
— Один раз. — Его голос переполняли сдерживаемые эмоции. — Боялся, что ее муж найдет письма. Не хотелось вмешиваться в ее жизнь, но я должен был сказать о своих чувствах на случай, если вдруг не вернусь.
— Я знаю, что произошло, когда вы вернулись.
— Правда?
— Да, прочитала историю.
— Какую еще историю? — удивился Эллиот.
— Историю жизни Эстер, которую она описала в своем дневнике. Разве вы о нем не знали?
— Нет, хотя нисколько не удивлен. Эстер сочиняла изумительные истории. Хотела быть писательницей. — Он немного помолчал. — Разрешите взглянуть на ее дневник?
— Я не взяла его с собой. Могу прислать копию.
— Точно?
— Конечно. Думаю, Эстер бы не возражала. Она вас любила даже после… — Я запнулась, решая, стоит ли обсуждать историю из дневника с Эллиотом. — Да, вы не поможете определить, кто есть кто?
— Постараюсь, Эстер.
Я вздрогнула.
— Эллиот, вы только что назвали меня Эстер. Вообще-то, я — Эмили.