— Сад! Я помню ваш сад, — сказала я.
— Да, — улыбнулась Эвелин.
Я кивнула, слегка удивившись, что спрятанное где-то в мозгу воспоминание всплыло из глубин подсознания именно сейчас. Похоже, это влияние острова. Стоя в овощном магазине, я вспоминала лилейник, изумительное печенье… и вдруг туман рассеялся. Я сидела на облупившейся серой скамье из тика, и на мне были белые поношенные кеды, только не настоящие фирменные кеды, а дешевая подделка с фальшивым синим ярлычком на пятке. Фирменные кеды стоили на одиннадцать долларов дороже, и как же я их хотела! Я клялась маме, что целый месяц буду мыть туалет каждую субботу. Буду пылесосить. Вытирать пыль и даже гладить папины рубашки. Мама лишь покачала головой и вернулась с парой тапок из дисконтного магазина «Пейлесс». У всех знакомых девочек были настоящие кеды с фирменной синей наклейкой. В общем, я сидела на террасе Эвелин и возилась с оторвавшимся ярлычком. Би показывала скучающей Даниэль сад, когда Эвелин присела рядом со мной.
— Что с тобой, детка?
Я пожала плечами.
— Ничего.
— Расскажи мне, — велела она, ласково сжав мою руку.
— Простите, — вздохнула я, — у вас случайно нет универсального клея?
— Зачем тебе клей?
Я показала на туфлю.
— Мама не купит мне кеды, а ярлычок на пятке отваливается, и …
Я разрыдалась.
— Ну-ну, детка, успокойся, — сказала Эвелин, достав из кармана платок и вручив мне. — Когда я была в твоем возрасте, одна девочка пришла в школу в изумительных красных туфельках. Они сверкали как рубины. У ее отца водились деньги, и она всем рассказывала, что он привез эти туфли из Парижа. Больше всего на свете я мечтала о таких туфлях.
— Вы их получили?
Она покачала головой.
— Нет, и знаешь что? Я бы и сейчас от них не отказалась. Вот ты попросила клей, но разве тебе не хочется эти, как там они называются?
— Кеды, — выдавила я.
— Ну да, кеды.
Я кивнула.
— Вот и замечательно. Что ты делаешь завтра?
Не веря своим ушам, я уставилась на Эвелин.
— Ничего.
— Значит, договорились. Поедем на пароме в Сиэтл и купим тебе кеды.
— Правда? — пролепетала я.
— Конечно.
Не зная, что сказать, я лишь улыбнулась и оторвала синий ярлычок полностью. Какая разница, ведь завтра у меня будут настоящие кеды!
— Эвелин, я сегодня готовлю праздничный ужин, — сказала Би, заглядывая в тележку с покупками. — Присоединишься?
— О нет, не могу. Вы с Эмили еще не наговорились как следует.
— Будем вам рады, — улыбнулась я.
— Тогда ладно.
— Отлично, — сказала Би. — Приходи часам к шести.
— До вечера, — попрощалась Эвелин, отворачиваясь к картошке.
— Би, ты даже не представляешь, с кем я сейчас встретилась! — прошептала я.
— С кем?
— С Грегом. Грегом Эттвудом.
— Твоим бывшим парнем?
Я кивнула.
— По-моему, он пригласил меня на свидание.
Би улыбнулась, как будто все шло по плану. Взяла красную луковицу, внимательно осмотрела и, покачав головой, бросила обратно в кучу. Перебрав несколько штук, Би наконец нашла луковицу, которая ей понравилась, и пробормотала что-то под нос. Не расслышав, я попросила ее повторить, но Би уже отошла в сторону и наполняла сумку пореем. Я бросила взгляд на лестницу в винный отдел и улыбнулась про себя.
В шесть часов Би достала из шкафа три бокала и открыла бутылку вина, которое порекомендовал Грег.
— Зажги, пожалуйста, свечи.
Я пошла за спичками, вспоминая, как проходили ужины в доме Би, когда я была маленькой. Би всегда ставила на стол свечи.
«Достойный ужин следует подавать при свечах», — сказала она нам с сестрой много лет назад.
Я подумала, что это очень элегантно, и, вернувшись домой, попросила маму установить такой же обычай и в нашей семье, но она отказалась.
«Свечи зажигают только на день рождения, — сказала мама, — а оно бывает раз в году».
— Великолепно, — заметила Би, придирчиво оглядев стол.
Она взяла выбранную Грегом бутылку, внимательно изучила этикетку и одобрительно кивнула. Пока она резала большим мясницким ножом лук-порей, я села за стол.
— Би, я все думаю о Джеке и твоих словах. Что между вами произошло?
Она озадаченно посмотрела на меня, потом вдруг уронила нож и схватилась за руку.
— Черт, порезалась!
Я бросилась к ней.
— Ох, Би, прости!
— Ничего, я сама виновата. Руки старые, не слушаются.
— Давай я порежу, — предложила я и отправила Би за стол.
Она забинтовала палец, а я порезала порей и помешала ризотто, вдыхая соблазнительный аромат, который поднимался из кастрюли.
— Би, я никак не пойму, что…
Услышав у входной двери шаги Эвелин, я замолчала.
— Привет, девочки! — весело сказала она, заходя на кухню.
Эвелин принесла еще одну бутылку вина и букет фиолетовой сирени, бережно завернутый в упаковочную бумагу и перевязанный шпагатом.
— Изумительные цветы, — улыбнулась Би. — Где только ты их раздобыла в это время года?
— У себя в саду, — ответила Эвелин таким тоном, словно Би спросила, какого цвета небо. — Моя сирень всегда цветет раньше твоей.
В ее словах чувствовался дух приятельского соперничества, которое способна вынести только дружба длиной в шестьдесят с лишним лет. Би смешала коктейль для Эвелин — что-то с бурбоном — и велела нам подождать в гостиной, пока сама она не закончит готовить.
— Твоя тетя — это нечто, — заметила Эвелин, убедившись, что Би нас не слышит.
— Человек-легенда, — улыбнулась я.
— Точно, — кивнула Эвелин.
Лед в ее бокале негромко позвякивал, то ли от того, что она делала это нарочно, то ли от того, что у нее тряслись руки.
— Я хотела ей кое в чем признаться, — сказала Эвелин, поворачиваясь ко мне.
Она говорила обыденно, словно обсуждала покупку машины или поездку на отдых, но в ее глазах блеснули слезы.
— Когда я шла сюда, то думала, вот приду и все расскажу, а потом увидела, как у вас хорошо, и решила не портить такой замечательный вечер.
— О чем это вы? — озадаченно спросила я.
Эвелин помолчала.
— У меня рак. В последней стадии.
Ее тихий голос звучал ровно и без надрыва, так обычно говорят о простуде.