Квартира, муж и амнезия - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Светлова cтр.№ 26

— Зубова. Зубова Таисия Спиридоновна, — вспомнил Матвей надпись на свидетельстве о регистрации квартиры. Само свидетельство, кстати, Рита так и оставила у Тамарочки.

— А мужа ее как звали? Узнай у Риты.

— Сейчас не могу, она не рядом. А что такое?

— А то, что квартиру прежняя владелица унаследовала от мужа. А звали ее мужа Иволгин Владимир Анатольевич. А кого у вас сегодня с лестницы спустили? Иволгина Анатолия Владимировича. Сечешь момент?

— Погоди! Получается, Тамарочкин Толик — сын Ритиной тетки?

— А вот это будем выяснять. Может, теткин сын, может, мужа ее сын. В любом случае — наследник. И как-то очень он вовремя с лестницы свалился, тебе не кажется?

— Кажется. Слушай, Севка, я сейчас как раз возле чердака стою, откуда этот Иволгин упал.

— И что, можно оттуда так свалиться, чтобы шею свернуть?

— Можно, наверное. Здесь ступеньки мраморные везде, гладкие. И высокие. А сама лестница узкая. В принципе можно оступиться и рухнуть так, что костей не соберешь, — сказал Матвей, раздумывая, говорить про разные окурки или не говорить пока.

— Слушай, тут еще одна новость есть, — перебил его мысли Севка. — В агентство «Элль-недвижимость» на прошлой неделе звонила дама и выясняла, сколько они дадут за ее квартиру. Агенты, как услышали адрес, предложили пол-лимона баксов. Не глядя. Дама пообещала начать сделку не позднее января. Зовут даму Маргарита Зубова. Адрес квартиры ты знаешь. Понял?

— Не понял…

— Крутит что-то твоя Рита. Не удивлюсь, если с ее подачи наследник Иволгин с лестницы рухнул. Ну что, продолжать копать или ты больше в эти игры не играешь? С тебя, между прочим, двести баксов уже.

— Продолжай, Севка, продолжай, я хочу разобраться. Гришин телефон слушаешь?

— Слушаю, с тебя еще полтораста баксов. В сутки.

— Понял. Ты там сразу все посчитай и давай где-то часика так через полтора встретимся. Ты далеко от центра?

— На Кропоткинской. Давай через два часа? Где-нибудь в центре?

— Давай, я решу где, созвонимся, — завершил разговор Матвей, нажал кнопку отбоя и застыл, таращась в задумчивости на дверь чердака. Несчастная жертва аферистов задумала, оказывается, продать квартиру. Возможный наследник, который мог бы помешать сделке, свернул себе шею. Муж, которого Рита якобы не помнит, спокойно увел ее домой. В какие игры ты играешь, Рита?

Рита сидела на кровати, подтянув колени к подбородку. Она укуталась в одеяло, старательно подоткнув его со всех сторон, и все равно ее знобило. Иногда дрожь была такой сильной, что зубы стучали, складочка на одеяле подпрыгивала, а старая двуспальная тети-Таина кровать начинала поскрипывать в такт ознобу.

— Рита, Риточка, ну, прости меня, идиота. Ну, погорячился я, извини. Переволновался за тебя очень.

Муж Гриша топтался за дверью и пытался мириться. Интересно, почему в двери тети-Таиной спальни врезан замок? Тоже, что ли, профессор ее буянил, и замок спасал тетку от профессорского темперамента? Лично Риту замок спас, когда она захлопнула дверь и отсекла ею Гришу с его ужасными словами.

— Рит, ну, сама подумай. Ты больна, у тебя провалы в памяти. Профессор сказал, что если у тебя будут рецидивы, тебя отправят в клинику. И тут я возвращаюсь домой — а тебя нет! Консьержка говорит — два часа как ушла. Ты представляешь, что я передумал? Что ты заблудишься, адрес забудешь, под машину попадешь! Ну, сама подумай, что бы ты делала на моем месте?

«По крайней мере, не посмела бы так тебя оскорблять», — подумала Рита. Вспомнила чудовищную сцену, которая разыгралась в прихожей двадцать минут назад, и опять затряслась в приступе озноба. Много же нового она о себе узнала. Что она — фригидная толстая корова, которой радоваться надо, что отхватила такого, как Гриша, мужика, а не таскаться черт-те где, черт-те с кем. Что она — идиотка со сдвинутой крышей, свихнувшаяся у одра своей мамаши. Что ее еще проверить надо на дурную наследственность, потому что неизвестно, в своем ли уме был ее папаша, когда бросился на нож. И что надолго Гришиного терпения не хватит, и, если она будет продолжать выкидывать такие, как сегодня, фокусы, он просто-напросто сдаст ее в психушку.

Самым ужасным в этой сцене были не слова, страшные, невозможные, недопустимые, а то, как Гриша их высказывал. Он не орал, выплескивая на нее все это в сердцах. Нет, он медленно и размеренно, будто капли яда, ронял свои слова на Риту. Дождался, пока Рита разуется и скинет пуховик, и зашипел ей в лицо, стиснув плечи так, что она только и могла что отворачиваться, мотать головой, стряхивая с себя эти ужасные, убийственные, ядовитые слова. Наконец она не выдержала, заорала так, что аж у самой уши заложило:

— Не смей! Прекрати! Сейчас же!

Потом что есть силы оттолкнула от себя этого страшного человека, убежала и закрылась в тети-Таиной спальне. Помогло, что ее побег совпал со звонком в дверь и Гриша с кем-то вполголоса переговаривался, она не расслышала о чем. Слышала только увещевающие интонации. А теперь вдруг ее муж опять превратился из чудовища в заботливого принца и винился под дверью спальни.

— Рита, я понимаю, что был не прав. Ты не виновата, что заболела. Это из-за болезни ты ведешь себя так непоследовательно. Видишь, у тебя уже истерики начинаются. Ну, открой дверь, давай мириться. Я тебе соку твоего любимого купил, апельсинового. И пельмени сварил. Ты хочешь пельмешек с соком? Целый день ведь ходишь голодная. Можем и водочки чуть выпить, в честь примирения. Ну, хватит на меня дуться, выходи!

Гриша жужжал за дверью, как жирная навозная муха. В Рязани, где Рита жила прежде, иногда летом такие мухи залетали в открытое окно, и ей приходилось следить, чтобы они не садились на маму и не ползали по ее лицу. Особенно досаждали мухи в августе. Прогнать их не было никакой возможности, наглые насекомые не улетали. Приходилось сворачивать в трубочку газету, подкарауливать, пока эти твари сядут на стену, и хлопать по ним свернутой газетой. Хлопать нужно было не сильно и не слабо. От слабых ударов мухи уворачивались. От сильных — размазывались на обоях противными кляксами. И Рита, охотясь на мух после каждого проветривания, быстро наловчилась хлопать так, как надо: раз, и на полу валяется очередной мушиный трупик.

«Интересно, если сейчас дать Грише в лоб свернутой газетой, он очень удивится? Может, тогда жужжать перестанет?» — вяло подумала Рита. Ушел бы куда, что ли.

— Рита, ну чего ты молчишь? Тебе там что, плохо стало? Или ты спишь? А, Рита? Спишь, что ли?

«Сплю», — мысленно ответила Рита и действительно легла, укрывшись одеялом с головой. Получился маленький, ее собственный мирок. Рита подышала в этот мирок и согрелась. Озноб отпустил, Гриша замолчал, и Рита бездумно лежала какое-то время, наслаждаясь покоем. Интересно, что про нее подумал Матвей, когда она ушла с Гришей? Наверное, что она и в самом деле сумасшедшая. Но она не могла, она просто не могла допустить, чтобы он подрался с Гришей. Хватит ей папиной смерти… А Тамарочка, бедная, как переживает, что Толик погиб. Надо же, ругалась на него все время, Толик-паразит, и все тут. А теперь так переживает! Любила его, наверное.