Ниточка судьбы - читать онлайн книгу. Автор: Елена Гонцова cтр.№ 16

— Я тебе покажу — ударишься, а ну-ка тащите ее с качелей, расселась, барынька занюханная!

Дворовая стая по команде вожака, точно захваченная неведомой силой, окружила качели.

Обида на учительницу внезапно исчезла, как не бывало. Она сменилась крайним удивлением перед невесть откуда взявшейся опасностью.

— Я тоже учусь в музыкальной школе, — обратилась к своей стае Люська. — Я безумно люблю музыку, но я с вами, я навсегда ваша. А эта бестолочь и мерзавка, я даже не знаю, как назвать ее, она же издевается над нами!

Вера неожиданно для себя рассмеялась, настолько нелепой и странной показалась ей вся эта ситуация.

— Ах, она еще и ржет! Покажем ей, как смеяться над большинством! — закричал кто-то.

Веру сильно толкнули, она упала. Какой-то пацан остервенело рвал большими кусками ее ноты, две девицы вытряхивали содержимое портфеля. Люська попыталась исцарапать Вере лицо, обрызгав ее слюной, но худая и подвижная Вера ловко увернулась, мгновенно став на ноги.

Компания в едином порыве терзала и пинала тетрадки, под каблуками хрустнула японская авторучка, подаренная неделю назад отцом. Вера попыталась отнять все, что осталось от нот, но совершенно обезумевшие дети разбежались с диким хохотом, унося клочки нотной бумаги, и девочка внезапно осталась одна перед Люськой, которая рвала на ней белый передник.

«Какая же она толстая!» — подумала Вера и худым кулачком заехала любительнице музыки по длинному рубильнику. Ей показалось даже, что нос отломился и что Люськино лицо теперь будет плоским как блин.

— Уголовница! — взвизгнула Люська. — Бейте ее кто чем может, она японские приемы знает.

Но мгновенная заминка вывела дворовую команду из равновесия. Избиение застыло на полдороге. Всеобщая ярость перекинулась на Владика, маленького скрипача, который одиноко брел мимо игровой площадки. Бить его начали потому, что кого-то надо было лупить. Из футляра выдернули скрипочку, порвали струны, растерзали смычок, после чего скрипку стали разбивать при помощи куска арматуры.

Внезапно Вера поняла, что, отняв у разбушевавшихся детей какой-то железный обломок, она несется вслед улепетывающей Люське с криком: «Я убью тебя, носатая дрянь, где бы ты ни спряталась!»

Люська сноровисто перемахнула через дощатый забор и растворилась в переулке. Преследовать ее не было смысла. Так или иначе, битва закончилась вничью.

«Может быть, у них так положено, — размышляла Вера, собирая куски бумаги с нотными знаками. — Это надо обдумать».

Девочку охватил озноб, потом бросило в жар. Она думала только о Ревекке Германовне, драгоценные ноты которой с пометами самого Нейгауза погибли в этой нелепой схватке. Ненависть, с которой она столкнулась на игровой площадке, вывела Веру из себя.

«Никогда не пойду больше в музыкальную школу», — решила она, не найдя никаких понятных объяснений происшедшему.

Стало обидно за себя. Разве не может она быть как все, играть, веселиться, драться, наконец? Очень даже может. Вера сделала страшное лицо и обвела глазами опустевший двор, по которому бродила одинокая черная собака. Надо было идти домой и что-то объяснять родителям.

Вдруг девочка вспомнила, что когда-то мать этой Агапкиной приходила к ним в дом с просьбой о том, чтобы Вера иногда занималась с Люськой музыкой. Вера изумилась тогда и довольно жестко ответила, что если человек два года с трудом разучивает детский опус про веселых гусей, то это навсегда.

Ей стало тошно. А теперь Агапкина-старшая наверняка придет жаловаться на нее. Вера повредила главное Люськино украшение — нос. Что ж, пусть жалуется, наплевать.

Марта Вениаминовна, увидев дочь — растрепанную, с изодранным передником и синяком под глазом, — не смогла даже удивиться, настолько это было нереально. Она отправила Веру умываться, не задав ни одного вопроса. Вера забралась под душ, вода ее успокоила, и все только что случившееся виделось издалека и смысл имело какой-то другой. Но когда она завернулась в большое полотенце с павлинами и отключила воду, до ее слуха донеслась довольно резкая и необычная для их дома беседа.

— Вы не следите за своей дочерью, ваше чудовище… — Это был голос Люськиной матери.

— А я вам еще раз повторяю, если вы не примете крайних мер, ваша Людмила превратится в то, для чего есть хлесткое русское слово — оторва. И целый ряд других не менее красочных эпитетов, — резко отвечала Марта Вениаминовна.

— Ваша дочь совершенно озверела за своим инструментом, в ней нет уже ничего человеческого, а может, и не было! Моя-то простая, звезд с неба не хватает, но другим обижать ее не позволю, я как-нибудь сама…

— Вот-вот, — заметила Марта Вениаминовна. — Всем известно, как вы ее воспитываете, да только не видите ничего дальше собственного носа.

— А вот нос мой вы не трогайте!

— Да вы посмотрите, в каком состоянии ноты!

— Ваша Верочка сама их изорвала, чтоб как-то выкрутиться перед вами.

— Ну и мое вам почтение! — рассмеялась мать Веры. — И с этим вы ко мне пришли? Вы смешной человек, желаю вам, как говорится, маленьких земных радостей, да побольше.

— Аристократы хреновы, — прошипела по-змеиному Агапкина и ушла, громко хлопнув дверью.

Вера, пораженная тем, что мать заступилась за нее, бросилась к ней со слезами. Она ждала чего угодно — ужаса, недоумения, «серьезного разговора», но только не оправдания того, в чем, Вера уже не сомневалась, сама была виновата.

Все смешалось, она маленькая и слабая, впереди долгие годы неизвестности, внутри себя она не чувствует никакой опоры. Весь ее мир, казавшийся простым и целым, превратился в запутанный и бессмысленный музыкальный фрагмент. Она говорила о том, что не хочет и не может больше заниматься музыкой. Что любит землянику и арбузы, любит читать биографии великих людей и составлять букеты. Что у нее нет подруг и никогда не появится, если все будет продолжаться в том же духе. К тому же она ужасно некрасивая и никто ее не любит…

— Успокойся, девочка моя, — утешала ее Марта Вениаминовна. — Ты точно такая же, как я.

— Правда?

— Посмотри в зеркало. Улыбнись. Видишь, как мы похожи.

— Да, теперь вижу.

— Мы с тобой со всем справимся!

— Да, мама. Но я никогда больше не пойду в школу. И не стану заниматься музыкой. Ноты испорчены. Ревекка не простит мне этого. Никогда. Все ужасно. Я просто хочу быть как все. Разве это невозможно? У меня две руки, две ноги, голова…

— И прекрасные каштановые волосы…

— Я ведь нормальная, правда? Я не хочу, чтобы меня дразнили пианисткой. Я ненавижу это слово!

В этот момент Вера с испугом увидела сильно побледневшего отца, только что вошедшего в квартиру.

— Что тут у вас происходит? — как можно спокойнее произнес он. — Впрочем, догадываюсь. Творческий кризис. Немедленно в постель. Душ ты уже приняла? Умница. Спать, мое сокровище!