Зачем тебе любовь? - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Потемина cтр.№ 30

В ее животе произошло какое-то странное, еле заметное шевеление, словно кто-то легким перышком провел по внутренней стенке ее чрева. От этого прикосновения возникло слабое волнообразное колыхание коленей, которое не поддалось волевому напряжению испуганных Ленкиных мышц, а, наоборот, самопроизвольно повторилось и возникало еще несколько раз, пока постепенно не улеглось и совсем не отхлынуло.

Птичьим перышком? Или все-таки капроновым бантом?

Волосы зашевелились на Ленкиной голове. Что это было? Обычные старые глюки или новая, недавно приобретенная память? Память тела, спасенного и одновременно оскверненного юрким скребком хирурга. Говорят, там ничего еще не было, столовая ложка клюквенного киселя, и только. Что ж ты так разволновалась-то, бедненькая, чего пригорюнилась?

«Правила кормления грудью» – жирные кровавые буквы расплылись у Ленки перед глазами, но она знала: это не от слез. Горячий сухой туман по-пластунски прополз по стене, завернул за угол и скрылся там без следа. Мадонна с младенцем чихнула и стала медленно принимать свои прежние очертания.

А может, мне все это только снится, подумала Ленка.

Ну что ты здесь висишь, в самом деле, гусей дразнишь? Какие, к чертям, «Правила кормления»! Уж как-нибудь бы сами разобрались. Было бы только кому титьку сунуть. А вот с этим делом у нас как раз и напряженка. Куда только все девается? Бог дал, бог взял...

Ленкины мозги лениво совершали какую-то мелкую, ненастоящую работу, и ей самой было немного странно, что она даже близко не испытывает тех ярких всепоглощающих чувств, которые, казалось, обязана была испытывать всякая порядочная мать, пережившая подобное горе.

– Ну чого ты тут одна прытулылася? – спросила выскочившая как из-под земли Лэся. – Пидэмо в палату, там вэсэлише...

На этот раз Ленка не стала сопротивляться и, приняв Лэсино участие как должное, поднялась с лавки и медленно поплелась вслед за нею.

Вечер прошел спокойно, ночь – более или менее спокойно, а на утреннем обходе Ленку поставили в известность, что с выпиской ей придется повременить. Надо остаться еще хотя бы на недельку, чтобы сделать все необходимые анализы и разобраться, почему же на самом деле с ней, красивой и здоровой, вдруг произошли все эти неприятности.

Ленка с полнейшим равнодушием приняла это известие и решила, что хочешь-не хочешь, а матери звонить придется, а то она, не застав Ленку дома, всю Москву поставит на уши. Да и хорошо бы обзавестись собственной чашкой, а еще зубной щеткой, ночной рубашкой, халатом, тапочками и другими нужными и полезными в больничном обиходе вещами.

Мать поняла все с полпинка, как будто всю жизнь только и ожидала чего-нибудь подобного от своей непутевой дочери.

Ленка подумала, что если мать войдет и заревет, то она, Ленка, выйдет и закричит.

Мать вошла.

Ленка вышла.

Уже потом, когда ее всю обкололи успокоительными, доктор сказал, что это даже хорошо, что она выкричалась и вышла наконец из своей шоково-психологической комы, последствия которой могли бы стать непредсказуемыми.

Мать взяла себя в руки и стала приходить на побывку к Ленке в ровном и даже бодром расположении духа, но Ленка упорно избегала встречаться с ней глазами и про себя думала, что уж лучше бы смотреть на «Мадонну с грудью», чем на мать с горбом.

Горб появился у матери как-то незаметно. Вырос буквально в больнице. Или Ленка его раньше не замечала? Но как можно было его не замечать? Опущенные плечи, вытянутая вперед шея и ярко выраженный выступ, уступ, покатая площадка, куда спокойно можно было положить яблоко и дать на отсечение голову, без особого риска ее потерять, что оно там пролежит без движения достаточно долго.

Что носят в горбах наши матери?

Может быть, наши беды?

Или просто наши неуспехи, неудачи, несвершения? Переживаемые матерями вдвойне, они растут, как снежные холмы, а потом уютно пристраиваются на материнских податливых спинах, удивляя их равнодушных отпрысков своим неожиданным появлением.

Ленкино хроническое незамужество, ее несостоятельность в какой-нибудь серьезной профессии, отсутствие детей и критический, давно зашкаливший за тридцать возраст, когда замуж, по большому счету, уже поздно, а в гроб, не приведи господи, еще рано, – все это вместе угнетало старушку и лишало ее возможности легкомысленно жить и даже радоваться. И поэтому она все время несла какую-то чепуху, чтоб хоть как-то замаскировать подлинные переживания. На первых порах это жутко раздражало Ленку, а потом она привыкла и даже стала находить в этом свои положительные стороны.

Как подорожали куры! И свет подорожал, и газ. И по телефону скоро сколько хочешь не поговоришь. И на воду тоже обещают счетчик поставить. Тогда душ два раза в день уже не примешь. А может, так и надо? Может, ребенок не совсем здоровый был, поэтому и не получился? А молоко-то, молоко, цены растут как на дрожжах! Скоро к бочке ходить придется. А на улице того и гляди похолодает, долго не простоишь. А квартиранты, такие сволочи, сколько света жгут! Сменить бы их всех скопом на одинокого интеллигентного мужчину приятной внешности и без вредных привычек. Но где ж его такого взять? Одни подлецы кругом, ни разу даже не навестят. А может, это и к лучшему? Зачем нам в будущем такие отцы несознательные? А я разве что сказала? Я вообще молчу. А мой-то, мой! Говорит, переезжай ко мне. Будем вместе красиво стариться.

Такое частое и тесное общение поневоле научило Ленку только делать вид, что она посильно участвует в разговоре и адекватно реагирует на происходящее. Она даже ухитрялась одобрительно качать головой, точно вставлять междометия, хмуриться, улыбаться, но при всем этом мыслями она была настолько далека, что матери приходилось порой обрывать свою речь и начинать водить перед ее глазами ладонью: Лена, ты где? Где ты, Лена?

А Лена была уже там, в сентябре, где лист кленовый на ветру дрожит. На книжной международной ярмарке – книги подворовывала. А потом стояла дура-дурой, прислонясь лбом к стеклу. А потом на царском кресле. И еще раз на квадратной постели. А потом заплакала муха. Улетела. И опять все произошло. С особой циничностью. Дальше на нее накатил персик и так испугал, что она даже не смогла его съесть. А может, просто пожалела?..

Все эти дни рядом с Ленкой была Лэся, которую оставили в больнице по аналогичной причине. Хотя ее случай как раз был самый обыкновенный, описанный во всех художественных романах про бедных Лиз, Насть, Ксюх и всяких прочих Маш. Поехала за любимым, а тот ее взял и бросил. Она раствор на стройке неловко подняла. Вернее, сначала приняла на пузо, и только потом. Спрашивается, зачем? «Та у нас на ридний батькивщини – куда нэ плюнь, всюду демократы. А обидаты ж хочется. А тут у вас тилькы на стройку робыть беруть. Чи, нэ дай божички, в проститутки. Та проституткой я не можу, стесняюся. А на Маратика я нэ в обиде. Якый гарный був хлопэць...»

Еще через трижды три дня Ленку выписали, не обнаружив в ней никаких особых изъянов. Случилось это внезапно, в пятницу вечером, во второй половине дня. Должны были в понедельник, но поступило много нового абортивного материала, а мест-то на всех не напасешься. Поэтому остались только лежачие и тяжелобольные. И почему-то Лэся.