Украли солнце - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Успенская cтр.№ 34

Качается пузатый человечек на брелоке. Кто повесил здесь этого зелёного шута?

Кроме гуда моторов, никаких звуков. Он один — на своём диване.

Решительно достаёт письмо. Какую придумала хитрость?

В первое мгновение не может ничего разобрать — мелким почерком сплошь заполнен листок в клетку. Почему в клетку?

Он садится.

Не хочет видеть, гонит её, а она перед ним. И голос звучит:

«Разрыв между моими возможностями, Адриан, и тем, что хотелось бы мне сделать для людей, — пропасть, не смогу ничего: я буду пытаться спасать, ты — уничтожать. Ты оказался прав, жалость — не в помощь, во вред. Моя жалость, моя любовь не спасут никого. Только расслаблю людей.

Когда ты ушёл, представила себе день за днём. Я привыкла учить детей. А теперь вместо полной жизни четыре стены?!

Просто удрать от тебя не могу. Ты был другом Григория, самый смелый и сильный, ты — моя первая любовь. Мы с Сашей Гурской всюду следовали за вами, повторяли ваши «подвиги»: и крепость брали, и речку переплывали, и в овраг скатывались, и на лошадях скакали. Я хотела быть такой же, как ты: ничего не бояться и всё уметь. А потом узнала, ты убил нашего Дрёма. А ещё поняла: я не могу не бояться.

Мой путь подходит к концу. Вернуться домой, к Григорию и ученикам, нельзя: рано или поздно ты меня, а заодно и всех, кого люблю, уберёшь. Никому не прощаешь самостоятельности.

Колотыгин — тот, кого люблю. Но он не любит меня. А теперь увидел рядом с тобой и презирает. С ним не буду никогда. И он обречён: всё равно рано или поздно ты убьёшь его!

Остаться с тобой? Какой в этом смысл для тебя? Иметь в доме бессмысленную игрушку, до которой не дотронуться? Скоро я начала бы тебя раздражать, и ты взял бы меня силой! В твоей политике я — враг тебе. Зачем враг дома? Еду тебе готовят слуги. Какая роль отводится мне? Наблюдать, как ты уничтожаешь живую жизнь? А ты остановиться не сможешь никогда. Поверить в Бога, даже если захочешь, уже не сумеешь. Жить по Его заповедям тем более! Около тебя погибну. Поняла это, оставшись у тебя дома. Ухожу не от тебя — из жизни. И, хотя решение моё противоречит учению Христа и самоубийство — великий грех, я не сумею дальше жить, потому что от меня не зависит ничего. Я знала, мне жить — мало. Твоё самолюбие, твоя гордость не порушены. Умереть — не предать. Просьба одна: не мсти никому, главное — Григорию. Помоги ему пережить мою смерть. У него я единственный, близкий человек в жизни.

Твоя Магдалина».

Её голос замолк.

Шум мотора — тоже тишина. Он — в могиле.

Куда летит? Зачем?

Может, она ещё жива? Говорят, большинство самоубийц с первого раза не погибают. Лежит где-нибудь, мучается.

Срочно назад. Спасти. Служить ей. Он готов изменить политику. Чёрт с ней, властью. Лишь бы она была рядом. Не игрушка. Как же он не подумал?! Он построит ей школу, пусть учит детей. Он сделает всё, что она скажет. Быстрее в город!

Позвать кого-нибудь…

Нем. Бессилен. Не дотянуться до звонка, не выйти к людям. Чувствует, её уже нет, иначе почему он не может крикнуть, нажать кнопку? И ему без неё жизнь не нужна.

Позвать.

Опять Бог!

Однажды, когда отец сильно избил их с матерью, мать прижала его к себе, зашептала: «Помолись, сынок, прошу, тебе полегчает. Обратись к Богу, сынок, и Он спасёт тебя!»

Мать мучилась виной.

«Не судите да не судимы будете. Любите врагов ваших». «И кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему. Просящему у тебя дай!» Он знал всё это от графа Гурского и о. Петра. Только прочно забыл. И сеятель из Библии! Вот почему свет. Вот в чём её сила. Вот почему он не мог, не смел прикоснуться к ней. Как же без неё теперь жить?

Самолёт пошёл на снижение.

Наконец о нём вспомнили. Лечащий врач. Озабоченная физиономия. Охранники.

— Пожалуйста, выпейте кофе.

Он послушен. Пьёт кофе. Съедает бутерброд. Что прикажет?

Он не знает. Из него вместе с тяжестью и злобой вытекла жизнь.

«Григорию помоги», — просит она. Всего одна просьба — не мстить, помочь. И прежде всего — Григорию.

Самолёт бежит по земле. Сядет он где хочешь, хоть на тропе в лесу; откуда хочешь — взлетит. Бежит, подпрыгивает. И останавливается.

Да, он прикажет. Доставить сюда Григория. Нет, сам не выйдет. Магдалины в селе нет. И графа Гурского нет. Магдалина сказала, граф — отец? Ерунда какая-то. Приснилось. Глаза, сказала, похожи, улыбка. Теперь это не имеет значения: узнать не у кого. Мать могла придумать.

Спинка дивана покорна, прижалась к нему. Какая тишина!

Как хорошо, что сюда не проникают степные запахи и благодаря плотным шторам он не видит ни сухих трав с цветами, ни домов-развалюх!

Когда Григорий окликнул его, вздрогнул.

Избегая жалкого взгляда Григория, кивнул на кресло против себя, протянул письмо.

Нужно попросить у Григория прощения.

Григорий смотрит мимо него глазами Магдалины.

— Чем я могу помочь тебе? — спросил Будимиров.

— Помоги себе.

— Убей меня, — попросил.

Григорий встал, положил на стол письмо.

— Я могу уйти?

В эту минуту вошёл Ярикин.

— Зря вы прилетели сюда. Ни в самолёт, ни в автобус она не садилась, случилось непредвиденное. — Ярикин разделяет слова резко, точно рубит воздух шашкой. — Ваш приказ не был выполнен сразу, потому что старик не мог стоять на ногах. И выполнен неточно: его просто выбросили за ворота, за что виновный уже понёс наказание. Выбросили, когда проходила…

— И что?! — воскликнул нетерпеливо Будимиров. И Григорий впился взглядом в Ярикина.

— Тот, кто выбросил старика, видел: женщина с длинными волосами едва шла, опустив голову. Когда я забил тревогу, было уже поздно. И она, и старик исчезли. Я прилетел к вам.

— Так, может, она жива? Старик остановил самоубийство?! Она обязательно захочет помочь ему! Я отпущу её домой. Я построю ей школу. Пусть живёт как хочет. Какого чёрта ты молчишь? — Григорий не сводит глаз с Ярикина. — Куда они делись? Ты нашёл их? — нетерпеливо спрашивал Будимиров.

— Я перешерстил весь город… — Ярикин развёл руками.

Прежде всего запах — мочи, пота, крови. Сырость.

Ступенек оказалось одиннадцать.

Зыбкий колеблющийся огонь свечи. В его причудливых изломах — испуганные лица детей и взрослых. Магдалина переводит взгляд с одного на другое, но разглядеть не может — слишком скуден свет.

— Ты принесла поесть? — тонкий детский голос.