Кристина уставилась на него в ужасе. Он легко, запросто высказал то, что она боялась произнести, о чем страшилась даже подумать… Но расспрашивать Виталия дальше она не осмелилась.
Летели долго. Потом довольно долго куда-то ехали на «ауди» по уже кое-где заснеженным, холодным дорогам.
Кристина ничего не замечала, ни на что не реагировала, не отвечала на вопросы. Виталий настороженно посматривал на нее украдкой.
На одной из остановок к ним подошел смуглый черноволосый человек, что-то объяснил Виталию, о чем-то с ним поговорил и сел к ним в машину.
Потом автомобиль неожиданно тормознул у заброшенного селения, наполовину заметенного снегом. Маленькие, скособоченные, нищие дома, робкие дымы из труб, кривые изгороди… Вяло залаяла собака. Из крайнего домишки вышла женщина, накинув на плечи и голову большой серый шерстяной платок, и внимательно глянула в сторону приезжих.
— Приехали! — сообщил Виталий и открыл Кристине дверь. — Ничего не бойся. Мы будем все время рядом.
Он, водитель и незнакомый кавказец стояли возле машины.
— Посмотри туда! — Виталий показал рукой на жалкий, полный снега палисадничек крайнего дома, где стояла женщина. — Там играет мальчик… Кто это?..
Кристина сделала два неверных шага вперед.
— Мама!! — закричал вдруг Алешка и бросился к ней, оттолкнув женщину в платке, попытавшуюся его остановить.
Он повис на Кристине, болтая ногами в белых аккуратных валенках.
— Мама! Ты живая? А мне сказали, что ты умерла!
— Кто сказал?.. — прошептала Кристина, прижимая к себе Алешку. — Кто посмел?.. Алеша… Мы так долго искали тебя… По всей стране… Как ты сюда попал?..
Она бессильно плюхнулась на снег, не выпуская сына из рук. И взглянула на Виталия.
Тот пристально смотрел в сторону. Туда, где неподвижно стояла незнакомая женщина в большом сером шерстяном платке.
20
Борис заявился в медсанчасть якобы лечить зуб прямо на следующий день. Очевидно, этого пронырливого, болтливого, запросто завоевывающего доверие юриста пускали везде и всюду. И вероятно, его хорошо знали многие, кроме Кристины, держащейся от людей на расстоянии. Борис пришел, терпеливо и безмолвно отсидел в очереди из двух человек и потом нахально шлепнулся в зубоврачебное кресло.
Кристина изумилась:
— Это вы?!
— Да, это я, — весело кивнул Борис. — Не ждали?
— Не ждала! Странно, если бы было наоборот!
— Почему? — искренне, по-детски удивился Борис. — Я симпатичный… И обычно всем нравлюсь. У вас странный вкус!
— Это у тех странный, кому вы нравитесь! — отрезала Кристина. — Показывайте ваш зуб! Уверена, вы обыкновенный симулянт! Да вы ведь вчера это подтверждали!
Он сидел, улыбаясь, откинув вьющиеся волосы с большого лба, который в народе зовется лбом интеллектуалов. Наверняка умышленная демонстрация. Хотя кокетничал псевдобольной полуосознанно и настолько естественно, что сам почти не замечал этого. Модная легкая небритость… И никакой рот он открывать не собирался.
— Ну конечно, зуб — просто удобный и удачный предлог! Мне захотелось вас повидать. А что, нельзя? Строго запрещается? У вас чудесный сын! Сколько ему лет? Года три или меньше?
— Не подлизывайтесь! — строго предупредила немного смягчившаяся Кристина. — Это на редкость примитивный, самый доступный и излюбленный всеми способ. Путь к сердцу матери лежит через дифирамбы и комплименты ребенку. И вообще меня ждут пациенты!
— Ничего подобного! В коридоре нет ни одного человечка! Пусто! — оповестил Борис. — Зубы ни у кого не болят! Очевидно, вы отлично лечите. Вот и славненько! Так что спешить вам некуда, и мы можем спокойно поговорить.
— Вы нагло распоряжаетесь моим временем! — заметила Кристина и украдкой полюбовалась на свои ноги. — Во-первых, я все-таки на работе, во-вторых, у меня семья. А вот вы, судя по всему, совершенно свободны и гуляете, где и с кем хотите. Ура, ура!..
— Нет, у меня тоже есть свой полицейский на углу, — слегка поскучнел юрист. — Как не быть… Так получилось. Без домашней пилы нам всем и жизнь не в жизнь… Но я собираюсь ее уволить. Да она и сама собирается увольняться. — Он весело хмыкнул. — Правда, уже лет пять, как собирается это сделать. Я женат, но это не конец света. Вы замужем, но это поправимо. А судьба — дама хитрая и с бешеными претензиями на оригинальность. И посылает счастье чаще всего именно тем, кто меньше всего в нем нуждается.
— Что вы имеете в виду?
— Вашего мужа, — откровенно отозвался Борис.
— И вы уверены, что он осознает свое счастье?
— Уверен, что не осознает. А вот я бы осознал его в два счета! Но у каждого из нас своя доля. И чем лучше человек, тем она труднее.
— Ну вы и наглец! Неужели все юристы такие?
— Все! — заявил Борис. — Иначе они бы не стали юристами. Уж поверьте мне на слово!
— Вам трудно верить, — возразила Кристина.
— Это правда. — Недоспасов на глазах погрустнел. — Доверять мне опасно. Только в отдельных редко-конкретных случаях. Хотя мои клиенты на меня надеются и почти никогда не обманываются. Я хитрый, могу обштопать кого угодно в две секундочки, и у меня довольно большой опыт. Выигрываю практически все процессы. А вот друзья и приятели… — Он замолчал и посмотрел в окно.
Кристина ждала продолжения, но в стоматологическом кабинете сгустилась тишина, нехорошая и темная, несмотря на яркое солнце за окном.
После гибели ОйСветы Борис думал, что жизнь кончилась. Прошла. Она у всех имеет строго ограниченный, срок, и предел Недоспасова подошел следом за Светиным. Ничего необычного. Он оказался подонком, предателем, погубил, изуродовал людей… Играючи и шутя, ради пустой прогулки в горы…
Он часто вспоминал рассказ ОйСветы о том, как ее бросили все знакомые после ее провала в институт. С Борисом произошло то же самое. И это естественно и заслуженно. Телефон будто лишился голоса, и Борис с трудом приходил в себя после операции в притихшей квартире. Но вечерами, когда возвращались с работы родители, становилось еще хуже от причитаний матери и хмурого молчания отца.
Недоспасову дали академический, потом он подумывал о переводе на вечерний. Так текло ненужное ему теперь, бесполезное, словно взятое у кого-то напрокат время…
Он думал, какая это, в сущности, дичь и муть сиреневая — любовь, страсти, ревность… Мальчики, девочки, обниманки-прижиманки… А ведь когда-то им всем казалось, что это очень серьезно и важно, жизненно необходимо… И причиняло боль и страдания. Но разве можно их, эти смешные теперь горести жизни, даже просто сравнивать с горем и отчаянием, которые приносит с собой смерть?!
И еще Борис размышлял о том, что человек чересчур слаб и выдыхается при первом же трудном подъеме, при первой жизненной катастрофе. Очень немногим хватает воли продолжать восхождение и добрести в конце концов до вершины. — И то, что телефон не звонит, — это вообще-то хорошо, даже отлично. Что, например, Борис станет делать, что отвечать, если вдруг позвонит Леонид?.. Или кто-то другой?.. Например, подружка ОйСветы?.. А у нее их было великое множество…