Измайловский парк - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Лобановская cтр.№ 3

Несколько ранних романов, позволивших Валерию легко осознать свое мужское преимущество и достоинство, подтвердили его раннее подозрение: все без исключения девицы легкомысленны, глупы и готовы ему отдаться через неделю знакомства. Ни одна из них всерьез Валерия не заинтересовала.

Он был импозантен и остроумен. Отличался еще одним немаловажным и редким качеством — носил любые, даже дешевые вещи с таким шиком и достоинством, что они выглядели на нем дорогими шмотками от кутюрье. Валерка никогда не стыдился дешевки, а превращал ее в нечто великосветское, придавал ей иное, новое содержание. Он умел безупречно подавать, преподносить самого себя — без всякого вызова и самомнения, без ложной скромности, довольно просто, но с полным осознанием своей цены — разумной, не завышенной, но и не заниженной в угоду окружающим.

Судьба казалась благосклонной: даровала Валерке здоровье, выносливость и способности. Учеба давалась ему без труда, точно так же, как занятия спортом. Он со смешливым любопытством наблюдал за похождениями приятелей, без конца грезивших дурацкими влюбленностями. А сам, если вдруг возникало настойчивое желание, брал любую девицу, дело нехитрое. Валерий даже не помнил, какая у него из них оказалась первой. Лица были похожи, все остальное — тоже. Поэтому и особой привязанности ни к кому не возникало.

О себе Валерка говорил приятелям:

— Я тоже влюблялся, даже хотел умереть, потом плюнул, забил на это, возвратился к самому себе и подумал: «А на фиг мне это нужно, все эти сопли-вопли?» Хотя вроде бы снова влюблялся. Для вида. Чтобы не нарушать общей картины мироздания. Я флегматик-слизняк по нраву. И немного циник. Смесь восхитительная. Хочешь быть циником — будь им.

Приятели хохотали.

А отец, вечерами часто приезжающий пьяным, попросту надравшимся, всегда старался выпендриться перед сыном и широким жестом протягивал ему портмоне:

— Бери, Валерка, сколько надо! Ты уже взрослый мужик, деньги нужны, я знаю. Не имел я в свое время нормального отца, чтобы помогал да заботился, зато тебе неплохой достался… Так что пользуйся, пока я живой и рядом.

У каждого своя звезда. Только не каждый знает, какая именно. И нередко выясняется, что дорожка твоей звезды по небосклону может вдруг очень круто поменять заданное направление.

Валерий с детства считал, что он человек необычный. Хотя на чем основывались эти соображения, он тогда еще толком не понимал. Но упрямо думал: «Будет и на нашей улице праздник! Вот только когда? Когда он наконец засверкает, этот долгожданный фейерверк в мою честь?!»

Когда-то в школе он ткнул пальцем в портрет Пифагора в кабинете математики и, хохоча, закричал:

— Этот Пифагор лысый и с приземистой головой! Он похож на пустую круглую бочку!

И приятель Арам устыдил его:

— Вот представь: ты прославишься как Пифагор, твой портрет будет висеть во всех школах мира, а какой-нибудь ученик так вот покажет на твой портрет и скажет: «Круглая бочка!» Представил? Приятно тебе?!

Арам всегда был очень серьезным парнем. И очевидно, тоже предполагал грядущую славу самого лучшего друга.

Слава… Как она выглядит? И так ли она нужна ему, Валерке Панину?

В последнее время он чувствовал, что отец работает на пределе. И живет на грани близкого срыва. Мать нервно стискивала губы, но молчала. Михаил Дмитриевич приезжал домой редко, только чтобы навестить сына. Где жил — оставалось загадкой, родственников у него в Москве не было. Но родительская жизнь сломалась и криво перестроилась довольно давно. Валерий старался в нее не вникать.

Он усвоил, и тоже давно, что самое главное и ценное в жизни. Ну конечно, деньги. Правда, с родителями он своими соображениями не делился. Но решил, что в далекой перспективе ему надо стать богатым. Это очень просто. И в то же время совсем не просто в стране, где он родился и вырос. Как здесь выжить и уцелеть при больших деньгах?.. Разборки, разборки…

Валерий прекрасно сознавал, что до поры до времени ему помогает отец, за счет своих связей. Великий хирург, он прооперировал многих власть имущих. И часто рассказывал, кому и что вырезал и кто как вел себя после операции. Многие властители ныли и капризничали на манер детей. Нетерпеливость — свойство всемогущих. Отец посмеивался. Когда требовалось, он просто поднимал трубку телефона. Так решались вопросы, которые в принципе можно решить.

Но потом, дальше?.. Отец не вечен, и Валерию уже пора задуматься о том, как он собирается жить. Ему почему-то упорно казалось, что надвигаются тучи, но прольются они дождем где-то далеко, не успев доплыть до Валерия и его личной судьбы.

— Окончишь мед, устрою тебя в шикарную фирму, — иногда обещал отец. — Поездки за рубеж, то да се…

Валерий слушал его со странным чувством недоверия и насмешки. Вспоминал мать…

Не раз лучший друг Арам пробовал пристать к Валерию с интеллектуальными разговорами о музыке, живописи, литературе. О любимой своей истории. Но увы… Едва он начинал говорить об этом, Валерка откровенно кривился, а однажды заявил:

— По-моему, это не предметы для дискуссий, сечешь? Я убежден, что говорить нужно лишь о том, что хорошо знаешь и в чем разбираешься. Иначе получаются рассуждения дилетантов, то бишь полная ахинея. Зачем проявлять свое невежество? О музыке пусть говорят музыканты, о живописи — художники. А ты на это забей. Ну, еще твоя история туда-сюда…

Арам сначала примолк, но быстро выдал ответный ход:

— Ладно, давай о другом. Вот ты собираешься стать психиатром. И тебе придется лечить духовные и душевные болезни. А как, ты подумал?

Валерий присвистнул:

— Умный не спросит, дурак не догадается!

Арам не обиделся:

— Не знаешь! Зачем тогда берешься? В этом деле без настоящей веры не обойтись, а ее не бывает без любви, которую ты всегда почему-то отвергаешь. Я тут как-то забрел в православную библиотеку, взял кое-что почитать. И тебе советую.

— А я читал когда-то про пионерку Валю, — стал дурачиться Валерка. — Была такая в поэме Багрицкого. Так вот она отпихнула мать с крестиком.

Арам пожал плечами:

— Пожалуйста, тебе другой пример — Базаров. Идейный атеист. Но, умирая, сказал отцу: разрешаю меня соборовать и причастить — просто из любви к тебе и маме. А Валя… Ну что Валя? Не снизошла до любви к родителям, маленькая еще была, глупая. Базаров старше и умнее.

Валерий потер лоб:

— Глубоко копаешь… А Тургенев, значит, умнее Багрицкого. Возможно, не знаю… И я вообще еще не разобрался, что собираюсь лечить — душу или разум. Здесь никакой ясности. Ни для кого.

— Почему? — удивился Арам. — Ведь говорят «душевнобольной».

— И «сошел с ума» тоже говорят. Что точнее, пока не понимаю. Это позже, наверное, дойдет. Или не дойдет никогда. Так вот к вопросу о разуме… У некоторых философов давно появилась одна соблазнительная мысль: если разум — дар Божий, а безумие — от дьявола, и если считать безумие высшей формой разума, то какой из всего этого вывод? Логически получается, что миром правит дьявол. Потому даже в Евангелии говорится, что дьявол — князь мира.