Синдром Фауста - читать онлайн книгу. Автор: Джоэль Данн cтр.№ 9

Позже я узнала, что это Роза настояла на разрыве между Руди и Лолой, которая пела в том же ночном клубе. У них был роман, и до тех пор, пока их отношения не очень отличались от тех, что были с другими девицами, Роза не вмешивалась. Но когда запахло чем-то серьезным, она стала давить на Руди. Свою роль в этом сыграл и Чарли, которого она обожала: это ведь он познакомил нас…

Шел уже пятый месяц комы. Абби появлялась в больнице не каждый день, а через два – на третий. Я приезжал по вторникам и пятницам. Все превратилось в рутину: привязанность, больничный уклад, вопросы и ответы.

В тот послеполуденный час Абби в палате не было. Я подошел к Руди. Он по-прежнему лежал без движения. Не помню что и почему привлекло мое внимание. Спроси меня тогда кто-нибудь, я бы не смог ответить. Просто ощутил мгновенный импульс в мозгу. Тихий такой, никому не слышный щелчок инстинкта, благодаря которому ты осознаешь, что постиг вдруг то, к чему всем другим обычно нет доступа. Сигнал из другого мира.

Я замер. Не в состоянии понять, что происходит, насторожился и пригляделся. Внезапно мне стало казаться, что волосы Руди стали чуть темнее, а морщины… Морщин – меньше…

«Не дури, – сказал я себе. – Ты – не баба и суеверным никогда не был. Все это – чепуха. Эффект освещения. Обычно ты приезжал, когда электричество было уже включено. А на этот раз приехал днем».

Но тень сомнения все же вилась за мной по пятам. О чем бы я ни думал, где бы ни был, я всегда и везде ощущал ее смутный след. Меня это раздражало. В конце концов, чтобы избавиться от наваждения и убедить самого себя, что все это – игра воображения, я решил взять с собой видеокамеру. Объектив острей и надежней человеческого глаза.

Странное дело – чувства. Они стесняются своих прародителей – инстинктов, и уверяют тебя, что они куда цивилизованней и богаче. Мало того – утонченней. Но порой те все равно прорываются через семь шкур лоска и воспитания. Вот скажите, что заставляло меня, как будто это была часть принятой церемонии, упрямо снимать на пленку неподвижное, обесцвеченное комой лицо?! Ведь, в отличие от инстинктов, желания и стремления подаются осмыслению. А что я мог постичь или осознать, если, копаясь в себе самом, даже слабого намека на объяснение не обнаруживал? Спроси меня кто об этом, я бы лишь иронично махнул рукой: да ладно уж! И продолжал бы, слегка посмеиваясь над своей этой странностью, снимать.

Но что еще удивительней, я на протяжении нескольких недель подолгу, упрямо и тщательно сравнивал отснятые в разное время кадры на экране телевизора. И чем дальше я это делал, тем осторожней и настойчивей приходил к поразительному, да что там – невероятному открытию: Руди молодеет.

«Ну, Чарли, – говорил я себе, – теперь ты уже не скажешь, что это – фантазия! Еще чуть-чуть, и твой дружок станет настоящий медицинской сенсацией. Приведет в профессиональный раж всех ученых моржей страны!»

В чудеса я верил не больше, чем во второе пришествие. Но не заметить, что Руди выглядит лет на пять-шесть моложе, чем полгода назад, было невозможно. На экране компьютера разница настолько очевидно бросалась в глаза, что учащался пульс. Между фотографиями, сделанными до того, как он впал в кому, и теми, что нащелкал в последнее время, лежали годы. Я представлял себе лица своих коллег, когда я все это перед ними выложу, и ухмылялся.

Заикнись я о чем-то подобном еще пару недель назад, мне бы предложили обследоваться у психиатра. Сейчас же в моих руках было неопровержимое доказательство: я смонтировал целый двадцатиминутный фильм. Что они все вокруг, ослепли, что ли? Не видят? Не хотят замечать? Или все это – леность ума, слепота, рожденная склонностью к стереотипам? А может, каждый из них боится сказать вслух о своих подозрениях первый?

Мне вдруг позвонила Абби.

– Чарли, – сказала она несколько смущенным голосом.

Впечатление было такое, словно она там оглядывается.

– Ты… ты ничего не заметил?.. Совсем?.. Не обратил внимания?..

– О чем это ты? – сделал я вид, что не понял, о чем идет речь.

Она немножко помолчала и, словно извиняясь, заосторожничала:

– Понимаешь, не думай, что я свихнулась, но я… Мне кажется… Я думаю…

– Смелее, смелее! – подбодрил я, испытывая невольное удовлетворение от того, что еще предстоит.

– Руди стал как-то моложе…

Я выдержал паузу и постарался сказать как можно более обыденным голосом:

– Абби, согласись, есть вещи, которые… Ну, как бы это точнее выразить… Лучше, чтобы их вначале увидели другие… Я имею в виду, специалисты… Ты не думаешь?

– Так ты знал об этом?

В ее голосе прозвучал оттенок раздражения. Опять я не оправдал ее доверия. Не поделился с ней своими наблюдениями…

Мне пришло в голову созвать на консилиум специалистов-нейрологов из разных больниц. Не могу сказать, что мое предложение было принято с энтузиазмом. Но сделать они ничего не могли: я был лечащим врачом Руди.

В палате собралось девять человек. Я подключил к телевизору видеокамеру. Возясь с нею, я исподлобья наблюдал за тем, что происходит вокруг. Коллеги вели обычные для такого рода сборищ вялые разговоры. Я предпочел в них не участвовать.

Через десять минут на экране зачастили, сменяя одно другое, лица больных прогерией [5] детей. Необъяснимый синдром раннего старения был им знаком и никого не трогал. Маленькие уродцы с морщинистыми лицами глубоких стариков никакого впечатления на моих коллег произвести не могли. На лицах присутствующих отражались лишь скука, недоумение и немного – насмешка.

Тогда я внезапно включил кадр, сделанный мной в день рождения Руди. На нем была дата полугодичной давности, которую я подчеркнул. Задержав его секунд на пятнадцать – двадцать, я сменил его на кадр, сделанный два дня назад.

– Вы обратили внимание на даты? – глуховатым голосом спросил я.

Звуковой фон вокруг стал постепенно глохнуть и утихать. Я повторил этот прием еще несколько раз, резко сопоставляя то, что было, с тем, что есть.

За моей спиной нависло недоброе, может быть, даже испуганное молчание. Ведь после этого я мог задать напрашивающийся вопрос: что же все это, по-вашему, дорогие коллеги, значит? Как вы там все это объясните?

Различие было настолько разительным, что промолчать было просто нельзя.

– А что вы сами об этом думаете, доктор Стронг? – раздался голос одного из приглашенных консультантов.

Я сделал вид, что вожусь с техникой.

– Пока – ничего, – откликнулся я в порыве технического энтузиазма. – Мне бы хотелось услышать ваше мнение.

Я оглянулся. Теперь лица у всех были такие, словно я взял и осквернил священный алтарь науки. Вместо препарированного органа положил на него какую-то гадость. Что-то вроде дохлой кошки.