Если враг не сдается - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Нестеров cтр.№ 60

— Если они прошли тот участок, — Мельников указал на серую стену леса, окаймляющую луг с южной стороны, — мы выйдем им за спину.

Он попытался найти причину своего тревожного состояния в противодиверсионной группе Литвинова. Но опасность исходила не от нее. Игорь даже представил себе молодых бойцов — хорошо экипированных, вооруженных, в гриме, уже на подступах к базе, или за спиной, или сразу за тем лугом, притаившихся в лесу, облюбовав выгодную для просмотра местности кустистую высотку; молчаливых, как тени, сосредоточенных, как бригада хирургов перед операцией на открытом сердце. И сердце Мельникова в связи с этим тронули лишь наставнические, до некоторой степени трогательные чувства, сдобренные кривой усмешкой. Очередной, на сей раз душевой, коктейль.

Но он не наставник и никогда им не будет, он здесь по другой причине; он отказался готовить базы для развед-расчета Седова, чтобы поспать часок-другой. И неспокойный предутренний сон продолжился в этом лесном массиве, с его лугами, холмами, реками. И нисколько не пожалел об этом. Наоборот, взойдя на борт вертолета и предчувствуя скорое головокружение от несущейся навстречу земли и резкого хлопка парашюта над головой, он тихо возблагодарил и капитана Шарова, и Лизу Городскую, которые объединили свои усилия словно для того, чтобы поднять напряжение в груди Миротворца и дать его мышцам снова почувствовать прежнюю силу.

Здесь он как бы охранял мирный край, как хищная кошка, он метил свою территорию: там, где он прошел, не пройдет ни один зверь. Он даже почувствовал в груди радость от того, что он, вооруженный до зубов, не хочет пролить ничьей крови, здесь он действительно стал Миротворцем.

Такие или приблизительно такие чувства не отпускали Мельникова до поры до времени, до определенного рубежа, у которого вдруг пришли в движение его чувствительные ноздри, сузились соколиные глаза.

Чечня многому его научила, и он, как неполный Илья Муромец, просидев у отца на шее 22 года, слез с него и понял, что у него есть дар разведчика, есть и стимул к этому. В чем-то он походил на кошку, у которой девять жизней, в чем-то даже превосходил ее, открывая двери то в одну жизнь — обгоревшую, задымленную, корчившуюся в чумной лихорадке, то в другую — по-кошачьи блудную; или вот как сейчас — лениво-праздную, с одной лишь обязанностью обходить свою территорию.

Вооружившись двумя шестами, Мельников ступил на скользкое, уходящее в лед бревно. Нашел следующее, переправляясь через реку, как на костылях. Пройти таким образом десять метров, при этом не оставляя следов — раз плюнуть. Не уступая товарищу в ловкости, за ним последовал Ротвейлер. Переправившись, они забросили шесты в полынью. Пригибаясь, в быстром темпе миновали луг, который, опушившись по берегу ивовыми зарослями, изгибался вместе с рекой и достигал в ширину не больше трехсот метров.

То, что они вышли за спину рейдовой группе Литвинова — а точнее всего, ее паре разведчиков, — Миротворец и Ротвейлер узнали лишь после того, как в течение получаса понаблюдали за тонущей в мерклых сумерках местностью и продвинулись южнее переправы на три — три с половиной километра. Темнело, но следы, оставленные на влажном грунте, не ускользнули от внимания разведчиков.

«Внимание!» — подал знак Миротворец, слившись с огромным стволом тополя и всматриваясь в молодой березняк, куда вели следы. Березняк представлял собой частокол, через который проглядывала багряная полоска заката. Пригнувшись и не меняя положения головы, Мельников начал медленно смещаться в сторону, держа автомат наготове и не мигая. Как сквозь щели в заборе, который визуально смещался в сторону, за ним была видна неподвижная панорама. При таком способе обзора он мог обнаружить разведчиков Литвинова, как бы они ни маскировались: кочка или бугор — внимание! — необходимо замереть и проморгаться, чтобы подавить визуальный эффект расплывчатого покачивания подозрительного объекта. И если он шевельнулся — особое внимание.

Для такого осмотра Мельникову понадобился участок в два метра по обе стороны тополя.

Ничем не выдав себя, он подал знак Ротвейлеру: чисто. Когда тот присоединился к товарищу, сержант показал Антону жестами: два человека ушли через березняк.

Зачем? — задался вопросом Мельников. Когда им можно было двигаться теневой стороной прямо и вдоль грунтовки, змеившейся в нескольких десятках метров отсюда.

Перебежав к березняку и замерев, он целую минуту вслушивался в ровный шепоток леса. После снова подозвал товарища и показал ему на следы. Из березняка, в котором скрылись двое, вышел только один. И пошел именно тем путем, который на его месте выбрал бы сам Мельников.

Где второй? В березняке? Затаился? В каком месте? Ложбинка в центре, походившая на распадок с высоты бреющего полета, была завалена ветками. Там? Но так никто не маскируется: потянешься за ножом, гранатой или начнешь выбираться — наделаешь шуму.

Две березы, которые были выше остальных, послужили разведчикам очередным прикрытием. Мельников бросил взгляд под ноги и в угасающем свете увидел темно-коричневую лужицу. Он опустился на колено; подкативший ком к горлу и резкая слабость в руках сказали ему, что это. Но сержант, коснувшись жидкости пальцами, поднес их к глазам и понюхал. Кровь. Причем очень много крови.

Всё — сердце разведчика перешло на иной режим работы, внутренний тахометр едва справлялся с его предельными оборотами. Нет, не как во время спецопераций в Чечне, когда бойцы обкладывали очередное логово бандитов, — по-другому, намного быстрее, потому что этот, пока что неизвестный враг не имел сложившегося уже образа, и ступал он не по тропам войны.

Мельников подошел к ложбинке. Откинул одну ветку, вторую, увидел армейский ботинок. Смахнул мелкие сучья, под которыми показалась обагренная униформа спецназа, а потом и бескровное, серовато-зеленое лицо бойца.

Спокойно, спокойно...

Мельников облизнул пересохшие губы, поправил автомат за спиной, очистил от сучьев и листьев всё тело Рахманова и приступил к осмотру, отослав Ротвейлера контролировать грунтовку.

Разглядывая рану на шее Батыя, Игорь отметил фирменный, «спецназовский» удар. Рана была глубокой, но не широкой. Клинок наискось распорол горло и вышел из-под кадыка. Тот, кто нанес этот разящий удар, поддернул кисть вооруженной руки на себя, сделал подхлест, в противном случае клинок вышел бы из-под уха.

«Лицевые мышцы Батыя не напряжены, неожиданно ударил, сука! — Мельников продолжал осматривать тело спецназовца, как будто мог по открытым глазам, заострившемуся носу Батыя назвать имя убийцы, с которым тот пошел на разведку. — Кто из десяти?.. Шарову — минус. Кому еще? Литвинову — командир группы вряд ли отправится на разведку. Хотя почему нет? Кто еще входил в состав этой рейдовой группы? Санчес, Пуаро, Капитан Блад... Черт! — выругался Мельников, он не знал всех бойцов. — Но следы убийцы ведут к базе. Точнехонько к базе, до которой от этого места меньше двух километров».

И день уходит. Уже ушел. Цепляясь за его мглистые остатки и бросая взгляд на восточную часть затянутого тучами неба, где притаилась луна, Мельников, припадая к земле как гончая, всматривался в едва различимые отпечатки армейских ботинок. Шаг, ему необходимо определить длину шага неизвестного... Всё, шел он быстро, не таясь, словно опаздывал. Шел к базе. Один. Торопился на базу. Шел открыто.