– Теперь ты меня проводишь до метро, и там мы простимся, – сказал Вадим, когда они вышли со двора. – Не стоит тебе ехать в аэропорт: это далеко, я буду волноваться, как ты доберешься обратно. Договорились?
– Ладно, – кивнула Настя. Ей стало грустно от мысли, что он так скоро снова исчезнет, и одновременно была приятна его забота. Они подошли к метро, он поставил на асфальт сумку, обнял ее и крепко прижал к себе, не обращая внимания на окружающих. Настя затрепетала.
– До свидания, Снегирек! – Он приподнял ее подбородок, наклонился и крепко поцеловал в губы. А потом подхватил сумку и исчез в толпе, рвущейся к эскалатору.
Настя долго стояла, пытаясь унять бешено колотившееся сердце. Его поцелуй, пронзительный, как укус, потряс все ее существо. Она почувствовала, что девочка в ней умерла, – с этого мгновения она стала взрослой. И неожиданно нестерпимая тоска от предстоящей разлуки схватила ее за горло.
Вот как бывает, когда любишь, – совсем не так, как тогда, с Борисом, – размышляла Настя, возвращаясь пешком домой. Она попыталась вызвать в памяти ощущение его губ – но оно не получалось, ускользало. Тогда она представила себе то, о чем они с Наташкой говорили вполголоса, – что могло случиться у него дома, если бы он не торопился на самолет. Новая незнакомая боль пронзила ее откуда-то снизу вверх – она замерла от изумления и неожиданности.
Эх, нет Наташки, с сожалением подумала девушка, так хочется с кем-нибудь поговорить, спросить: что это, почему? Может, с тетей Ниной? Нет, еще папе скажет. Нет, папе она не скажет, а вот дяде Юре точно не утерпит, поделится – он ведь ее муж. А тот уж точно сообщит папе. А папа – маме. Вот шуму будет! Нет, надо помалкивать, надо держать все это в себе. Вадим, зачем ты уехал? Поцеловал и исчез – как так можно! А мне теперь одной помирать от тоски и не знать, куда себя девать.
Дома она прошла в пустую комнату, легла на диван и закрыла глаза. И сразу в памяти возникло лицо Вадима – как он посмотрел на нее перед поцелуем. Она снова испытала чувство страха и одновременно восторга, нахлынувшее на нее в тот момент. Делать ничего не хотелось: ни читать, ни куда-то идти, даже шевелиться. Хотелось только одного: увидеть ЕГО. И почему я не поехала с ним в аэропорт, с сожалением подумала она, можно было побыть вместе еще часа два или даже больше – вот дура! Ведь до следующей встречи уйма дней – и чем их заполнить?
– Настенька, иди обедать, – позвала ее Нина.
– Не хочется, – отозвалась Настя, – можно, попозже? Я сама разогрею и уберу потом.
– Ты чем-то расстроена? – Тетя зашла в комнату, села в кресло и встревоженно посмотрела на Настю. – Что случилось?
– Да нет, все в порядке. Просто полежать захотелось. Сейчас встану.
– Да ты лежи, лежи. Не хочешь, не говори. Только я же вижу: ты ушла веселая, а вернулась сама не своя.
– А ты вспомни, что тебя в ее возрасте больше всего волновало. – Юрий тоже вошел и сел рядом с женой. – Любовь – ведь так? Девушке через неделю семнадцать – не может быть, чтобы не была влюблена. Дай-ка я угадаю. Олег мне рассказывал, как они год назад возвращались из Питера с молодым человеком – его Вадимом, кажется, звали. Они встретили его в Эрмитаже. Ну-ка, признайся, племяшка, ты сегодня там была?
Настя молчала.
– Значит, была, – удовлетворенно кивнул дядя, – вот и вся причина. Или не встретились, или поссорились: одно из двух. Угадал?
– Одно из трех. – И Настя сердито отвернулась к стенке. – Я хочу подремать, извините.
– Тебе бы в следователи. – Нина встала, потянув мужа за рукав. – Идем, оставь ее в покое. Не горюй, детка, все образуется. Любовь – она как качели, то вверх, то вниз. Полюбят и тебя, никуда не денутся. Ты ведь у нас умница и красавица – как такую не полюбить?
Они ушли. А Настя полежала-полежала и незаметно уснула – до самого вечера. Вечером встала, поужинала и до трех часов ночи смотрела телевизор. На экране раскованные девицы не старше ее самой, едва познакомившись с молодыми людьми, без малейшего стеснения сбрасывали одежду и вскоре оказывались с ними в постели. Неужели им ни капельки не стыдно? – размышляла девушка, ведь они это проделывают при всех. Даже если не по-настоящему.
– И что ты об этом думаешь? – вдруг услышала она вопрос Нины, – та незаметно приоткрыла дверь и некоторое время наблюдала за происходящим на экране.
– Омерзительно! – искренне вырвалось у Насти, с загоревшимся лицом нырнувшей под одеяло. Что теперь тетя Нина будет думать о ней? Скажет: вот развратница!
– Правда? – неожиданно обрадовалась та. – А то я уже стала думать, что вашему поколению нравится это свинство. Если б мои дети такое вытворяли, я б им ноги повыдергивала. Но, похоже, нынешняя молодежь не видит тут ничего особенного. Да ты не тушуйся, смотри, если интересно. Это я так.
Но Настя уже выключила телевизор и притворилась спящей. Тетка еще немного постояла в дверях, но видя, что племянница не склонна продолжать разговор, тихонько прикрыла дверь.
Последующие дни неторопливо текли унылой чередой, не принося никакой радости. Настя даже рассердилась на себя: ведь так мечтала о Питере, стремилась сюда. И вот он, Питер, рядом, наслаждайся, сколько хочешь, – а она изнывает от тоски.
Каждый день она обходила памятные места, где гуляла с Вадимом. Вспоминала, о чем они говорили, представляла, как они стояли, облокотившись о перила набережной, и смотрели на взлетавшие из воды фонтаны, как он обернулся тогда и долго молча глядел на нее. Как он взял ее за руку возле своего дома и как горяча была его рука. Как он поцеловал ее. Все дурные мысли, так мучившие ее прежде, куда-то испарились – осталась только тянущая тоска. И очутившись в один прекрасный день у знакомого дома, она не выдержала: достала из кармана сотовый и набрала заветный номер, запечатлевшийся в ее памяти с первого раза. Но и на это раз неудачно: все тот же металлический голос стал нудно повторять: – «извините, абонент временно недоступен, абонент недоступен…».
– Чтоб ты скис! – мысленно пожелала голосу Настя, пряча сотовый. Подняла голову и вдруг увидела прямо перед собой билетные кассы. А чего я, собственно, торчу здесь? – внезапно пришла в голову мысль. Питером я уже насладилась. Поеду-ка домой, может, там смогу дозвониться.
И она решительно направилась за билетом.
Дядя с тетей молча выслушали ее и не стали отговаривать. Помогли собраться и проводили на вокзал. Лежа на верхней полке, Настя всю дорогу мысленно подгоняла еле плетущийся поезд, который останавливался едва ли не на каждом полустанке. Когда миновали Москву, она, наконец, решилась. Достала мобильник и уже набрала половину его длинного номера, как вдруг внезапная мысль остановила ее. – Он ведь тоже мог бы позвонить тебе, – сказала мысль. – Но ведь не звонит. А если не звонит, значит, не скучает. Так зачем же ты навязываешься?
– Но, может, еще далеко и нет связи, – возразила она мысли. – Тогда тем более незачем, все равно не дозвонишься, – упорно твердила та. – Наберись терпения и жди. Если ты нужна ему, позвонит. А сама не смей! Имей гордость.