– Секрет! – отрезала Настя. – Ты звони им, а я внизу подожду.
По дороге во Дворец подруги старательно не смотрели друг на друга и помалкивали. Молодые люди сначала безуспешно пытались их рассмешить, но потом тоже примолкли, – так, молча, и дошагали до Дворца. И только в гардеробе, когда Вадим снял с Насти пальто, Наташка не удержалась.
– Ничего себе! – изумленно воскликнула она, вытаращив глаза на Настин наряд. – А прибеднялась: денег у предков нет. Небось, пол-автомобиля стоит.
– Не знаю, – честно призналась Настя, – это мамино. Я стащила у нее из шкафа. Давай помиримся, а то перед ребятами неудобно.
– Давай, – сразу согласилась Наташка. – Отойдем к зеркалу. Хочешь, новость скажу.
– Ну?
– Ты давно видела своего Бориса?
– Да уже пару недель назад. Только он такой же мой, как и твой.
– Новиков сказал, что Бориса забрали в милицию. Он мне позвонил, когда ты ушла. Думал, ты у меня, у вас никто не брал трубку.
– Да ты что! А за что?
– Они с пацанами гуляли в Студенческом парке, а там у девчонки цепочку сняли. Ну, она сразу в крик, и милиция всех загребла. И вроде, она на Бориса указала и на еще одного парня. Теперь их судить будут.
– Какой ужас! А Борис что?
– Он, конечно, отказывается. Только, кто ж ему поверит. Говорят, его папаше втихую предложили: двадцать тысяч – и никакого суда.
– Кто предложил? Может, это провокация?
– Не знаю. Менты, наверно. Сережка говорит, что вообще это все подстроено. Знают, что у его папаши деньги водятся. Борис у них уже два дня сидит, но пока упирается, не признается.
– Наташа, ты соображаешь, что говоришь? Милиция – как можно?
– Ну да, ты еще веришь в сказки про доброго дядю Степу. Только в жизни все иначе.
– Не мог Борис это сделать, – уверенно сказала Настя. – Насколько я успела его узнать, не мог. Вот ужас! Чем же ему помочь? Может, в милицию сходить, заступиться? Сказать, что он человек порядочный, что мы его знаем.
– Ага, только тебя там не хватало! Не вздумай встревать – тебе же еще и достанется. Зря я тебе сказала.
– Я с папой посоветуюсь, может, он чем поможет. Все-таки у него связи.
– Ох, Настя, не вмешивай ты в это дело родителей. Забудь! Пошли, ребята ждут.
Но настроение Насти резко упало. И дело было не только в Борисе. Этот парень ей не нравился, и его длительное отсутствие она восприняла с большим облегчением. Подумала, что он все понял и решил оставить ее в покое. А оказывается вот в чем дело.
Насте стало жутко. Жившая в ней безмятежная уверенность, что справедливость всегда торжествует, рухнула в одночасье. Выходит, человека можно обвинить в чем угодно, если это кому-то выгодно. Даже невиновного. И ничего не докажешь. Боже, в каком страшном мире она живет. И люди, которых она считала всесильными, даже такие, как ее отец, ничего с этим поделать не могут. Наоборот, сами могут нарваться на неприятности. Конечно, ведь их вмешательство может повредить чьим-то меркантильным интересам.
Бедный Борис! Как ему, наверно, там плохо и страшно. И не на кого надеяться. Ведь если даже его отец не может помочь, – иначе бы парень уже был на свободе, – то кто же может?
А она еще была с ним такой недоброй. Презирала его. А собственно – за что? За то, что нравилась ему, что он этого не скрывал. Но ведь он не виноват, что любил ее, – как умел. Разве за это презирают? Ведь она тоже любит, правда, другого. Но могла бы хоть попытаться понять Бориса, посочувствовать ему.
А вдруг это он сорвал цепочку? Ведь она его почти не знает. А если это правда?
– Настенька, что-то случилось? – Тревожный голос Вадима оторвал ее от тягостных размышлений. Рассказать ему или не стоит? Интересно, как он отнесется к чужой беде?
Едва подумав об этом, Настя уже поняла, как. Конечно, не останется равнодушным. Тем более что Борис ее знакомый. Потому что – Настя вдруг ясно почувствовала, – она тоже нравится Вадиму. От этой мысли состояние безнадежности сразу испарилось. У нее есть Вадим, он всегда ее защитит, не допустит, чтобы с ней случилась беда. И когда-нибудь они будут вместе.
Она взглянула ему в лицо, и горячая волна счастья хлынула ей в душу. Какой он красивый! Вроде бы в отдельности все обыкновенное: лоб, брови, глаза, губы… Но собранное воедино – нет прекраснее. Этот взгляд – внимательный и такой… острый, как укол в сердце. Его рука на ее талии, а в другой ее ладонь. И эта улыбка – сочувственная и все понимающая.
Наталья куда-то исчезла, и они остались вдвоем. На какое-то время мысли о Борисе покинули ее. Она наслаждалась музыкой, близостью Вадима, самим танцем – таким плавным и нежным. Танго. О, танго! – ты танец моей любви.
Краешком глаза она заметила Никиту, танцевавшего с незнакомой высокой девушкой. Он улыбнулся Насте, но его улыбка была какой-то невеселой. А может, ей показалось? Оркестр заиграл быстрее, пары разделились, и каждый стал танцевать, кто во что горазд. Настя залюбовалась ловкими красивыми движениями Вадима, тоже задвигалась в такт музыке – и вдруг почувствовала острую боль в пятке. Жавшие туфли, наконец, дали о себе знать.
Она отошла за колонну, стянула туфельку и потрогала кожу над пяткой. Мокро – и как больно! Водянка. Да такая здоровенная! Она попыталась натянуть туфельку и едва не вскрикнула от боли. Так и осталась стоять на одной ножке под сочувственным взглядом Вадима.
– Не могу надеть, пятку растерла, – жалобно сказала она и чуть не заплакала. Что теперь делать? Идти в раздевалку босиком или прыгать на одной ножке? Вот опозорилась!
– Давай номерок, я принесу сапоги, – распорядился Вадим. – Ничего страшного, пойдем, прогуляемся.
– Что случилось? – подошел к ним Никита. – Ногу растерла? Как тебя угораздило?
– У мамы туфли стянула, – призналась Настя, – а они жмут.
– Ну и лапы у вас с Натальей. Кстати, ты ее не видела?
– Она танцевала с каким-то рыжим парнем. Но это было еще в начале дискотеки. А больше не видела.
– Опять кого-то подцепила. Ведь договорились идти домой вместе. Ох, допрыгается моя сестренка!
– Извини, Никита, но мы тоже уходим. – Вадим прямо посмотрел другу в глаза. – Танцевать Настя больше не может. Пойдем потихоньку домой.
– Да, конечно. Я немного задержусь, одну девушку хочу проводить. Здесь недалеко. Знать бы только, где Наталья. Ладно, пока.
И он ушел. А Настя с трудом натянула сапоги и, прихрамывая, направилась в гардероб.
Выйдя на улицу, они остановились от неожиданности: на город опустился густой-густой туман. Свет фонарей с трудом пробивался сквозь его плотную пелену, на расстоянии нескольких метров уже ничего не было видно. Размытые силуэты прохожих двигались, как в замедленной съемке, и автомобили непрерывно гудели, предупреждая друг друга.