По твердой убежденности Максовой мамы, ковры недостаточно только пылесосить, их нужно обязательно выбивать. Хотя бы один раз в месяц. До недавнего времени он эти убеждения не разделял и активно им противился, считая, что моющего пылесоса вполне достаточно для поддержания в доме чистоты и порядка, а вот сегодня задумался…
Ковер, зараза, оказался неожиданно тяжелым. Макс с кряхтением взвалил толстенный рулон на плечо, крикнул уже из прихожей:
– Лизавета, я пошел выбивать ковер!
А она даже не вышла посмотреть на это диво дивное.
Лифт не работал – ну конечно, для чего ж еще существует закон подлости? – пришлось топать пешком. На этом злоключения не закончились. Только оказавшись на улице и сгрузив ковер на скамейку, Макс понял, что у него нет выбивалки.
Купить выбивалку – невелика проблема, но для этого нужно опять топать домой, чтобы переодеться и взять деньги. А лифт не работает, а ковер, зараза, тяжелый…
Макс осмотрелся: вокруг никого, кого можно было бы попросить присмотреть за ковром. Ну не тащить же его, в самом деле, обратно? И на улице оставлять страшно, в наше-то криминальное время.
То, что он сделал, было не слишком красиво, зато очень креативно. Макс сложил ладони рупором и заорал на весь двор:
– Ли-и-за-а!
На этот страстный призыв его домработница откликнулась не так быстро, как хотелось бы, но все же достаточно оперативно – из окна кухни высунулась ее растрепанная головка.
– Лиза, у меня нет выбивалки! – сообщил он. – Одевайся, бери деньги и спускайся. Сбегаешь в магазин, а я пока постерегу ковер.
Она вышла минут через пять, сунула Максу листок.
«Кончаются продукты. Я куплю и их заодно?»
Вообще-то, было бы лучше, если бы Лизавета целиком и полностью посвятила себя поискам выбивалки, но провиант – это святое.
– Иди уж, – вздохнул он. – Только побыстрее. Холодно тут, понимаешь ли, – он покосился на свои ноги, обутые в щегольские кроссовки. Кроссовки были очень стильными, но от мороза ни хрена не защищали.
Лизавета махнула рукой, мол, все понимаю, не волнуйся.
Макс проводил взглядом исчезающий в быстро сгущающихся сумерках девичий силуэт, приготовился ждать.
Время шло. Макс уже начал пританцовывать от холода вокруг скамейки, на чем свет кляня свою ни к месту проснувшуюся хозяйственность и Лизаветину нерасторопность. Да за такое время можно было бы скупить полсупермаркета!
Стемнело, а Лизы все не было. Он уже хотел было плюнуть на свою дурацкую затею с ковром и вернуться домой, окончательно и бесповоротно, когда его вдруг окликнули:
– Максим!
Сестрица Анюта стояла в двух шагах от него и с любопытством разглядывала злополучный ковер.
– Прибраться решил? – спросила она вместо приветствия.
– Уже передумал, – усмехнулся он, целуя сестру в холодную щеку. – Сейчас пойдем домой.
– А что так? Боевой запал угас? – Анюта похлопала ладошкой по ковру.
– Выбивалки нет, – обиженно сообщил он.
– Так купи.
– Уже.
– Что уже?
– Уже отправил Лизавету, – Макс глянул на часы, – полчаса назад. И еще просил ее поторопиться. Вот ты мне объясни, непутевому, что можно делать в магазине полчаса?
– Мало ли что? – Сестрица легкомысленно пожала плечами. – Может, в магазине нет выбивалок?
В огромном супермаркете, под завязку набитом всевозможными товарами, банальной выбивалки не нашлось. Пришлось топать в хозяйственный магазин. И не топать даже, а бегом бежать, потому что ближайший хозяйственный был не так уж и близко, а Легостаев – в кроссовках на босу ногу.
На сей раз ей повезло: удалось купить и выбивалку, и необходимые продукты.
– А ты в гости ко мне? – спросил Макс, вглядываясь в темноту.
– Ну да. Вовка на дежурстве, близнецы у свекрови, а я – свободная женщина. Вот, решила навестить братца, а заодно посмотреть на его чудесную домработницу.
– Посмотреть на домработницу, – проворчал Макс. – А где она, домработница? – Он глянул на сестру, сказал просительно: – Ань, будь другом, постереги ковер, а я к супермаркету сбегаю. Вдруг эта чумовая решила полмагазина скупить и сейчас сумки не может до дома дотащить?
– Ну сбегай, – разрешила Анюта. – Только, может, сначала оденешься потеплее?
Он посмотрел на свои кроссовки, обреченно махнул рукой:
– Так добегу.
Лиза была уже на месте. Осталось пройти лишь подворотню, когда за спиной послышались торопливые шаги. Она оглянулась – в темноте лица идущего за ней человека не было видно, только высокая тень, почти незаметная на фоне стены.
Неожиданно желудок заполнился холодом, выбивалка заскользила в ставшей вдруг влажной ладони. Лиза не видела лица незнакомца, но каким-то шестым чувством ощутила исходящую от него угрозу.
Наверное, если бы не тяжелая сумка, она бы успела убежать. Не успела… Тень отклеилась от стены, в три прыжка оказалась у нее за спиной.
– Приветик от Эвелин, – послышался знакомый голос, а потом на Лизиной шее затянулась петля. Дышать стало трудно и больно. Лиза выронила сумку, попыталась засунуть пальцы под все туже затягивающуюся удавку… У нее ничего не получилось: воздуха в легких почти не осталось, кровь прилила к лицу, запульсировала в висках.
Лиза не хотела умирать, но ее никто не спрашивал, чего она хочет. Ее убивали, мучительно и методично, и она смирилась…
Макс увидел их сразу, как только вошел в подворотню. Две тени: одну высокую, вторую пониже. Сначала он решил, что это влюбленная парочка: молодая кровь, горячие поцелуи на морозе… А потом высокая тень метнулась прочь, а маленькая стала медленно оседать на землю…
Он решил, что она мертва. В темноте он нашарил молнию на ее куртке, рванул вниз, замерзшими пальцами попытался нащупать пульс на шее. Она дернулась, зашлась тяжелым, старушечьим кашлем. Жива! Господи, что же с ней опять приключилось?!
Макс подхватил Лизавету на руки, почти бегом направился к выходу из подворотни, споткнулся о валявшийся на земле пакет с продуктами, чуть не упал.
У нее было плохое дыхание, тяжелое и свистящее, словно она только что вынырнула из воды и никак не надышится.
– Что случилось? Макс, что с ней? – От подъезда ему навстречу бежала Анюта.
– Сходила за выбивалкой! – Макс чертыхнулся. – Анюта, придержи дверь.
Что случилось с Лизаветой, они поняли только дома, когда включили свет и уложили ее на диван. Сначала Макс увидел ее лицо, синюшное, одутловатое, как у утопленницы, потом – багровый след на шее…
– Максим, ее душили, – прошептала Анюта, поднимая с пола не весть как там очутившийся капроновый шнурок. – Ее душили вот этим…