Роман с небоскребом - читать онлайн книгу. Автор: Елена Гайворонская cтр.№ 12

– А ты не прихватил кофеек из магазина? – съехидничала я. – Пошуруй в кармане, может, там еще что-нибудь затерялось?

Вадик послушно покопался и извлек сигарету, початую жвачку, пачку презервативов и маленькую шоколадку «Аленка». Сигареты, жвачку и презервативы запрятал обратно, а шоколадку торжественно выложил на стол.

– Да у тебя не карманы, а закрома родины, – восхитился Сережка. – Кенгуру отдыхают.

– Это меняет дело, – одобрила я, доставая жестяную банку кофейного напитка отечественного производства. – Господа сторожа, пожалуйте к столу.

Накануне Нового года на пороге появилась Крис. В новеньком полушубке из золотистой норки, удивительно идущей к рыжим кудрям, румяная от мороза, вся обвешанная красивыми пакетами, как Дед Мороз или, что вернее, Снегурочка. Из пакетов извлекла музыкальную пустышку, вышитые распашонки невероятной красоты, уморительные пинетки, большого розового слона, коробку французских трюфелей. Прислонила ухо к животу, послушала, как толкается сын, радостно рассмеялась.

– Футболистом будет, стопудово!

Мы прошли на кухню. Я заварила чай. Выложила шоколадку «Аленка» – магазинный трофей супруга. Открыла трюфели.

– Ну, как ты? Рассказывай.

Мы долго не виделись. Вначале Крис сердилась на то, что я продолжаю принимать дома Вадика. Тщетно я пыталась объяснить, что, несмотря на их разрыв, он не перестал быть другом моего мужа. Но время прошло, страсти улеглись, и передо мной сидела прежняя, вполне довольная Крис.

– У меня все о’кей. Нет, пока нигде не учусь и не работаю. Наслаждаюсь жизнью. Эх, жаль, у тебя больше не покуришь, – подмигнула Крис. – Беременным и кормящим вреден табачный дым. Впрочем, я ненадолго. Попрощаться. Уезжаю в Париж на неопределенный срок. Папан расщедрился, снял для меня квартиру. Мила закатила ему пару истерик на тему «дочь совсем отбилась от рук». – Подруга рассмеялась, но не очень весело.

– Здорово, – улыбнулась я, – чем там думаешь заняться?

– Не знаю, – подергала плечами Крис, – поработаю где-нибудь. Вдруг получится? Должно же у меня хоть что-нибудь получиться…

– Брось хандрить, – сказала я, – все у тебя получится. Ты классная, умная, красивая девчонка, и сама об этом знаешь.

– Насчет первого согласна, а насчет второго… – Она задорно рассмеялась, тряхнув кудряшками, и я, наконец, увидела прежнюю жизнерадостную Крис. – Но спасибо за комплимент.

Рассеянным взглядом она обвела крохотную кухню, дешевый отечественный гарнитур из страшноватого ДСП, обтянутого пленкой под дерево. Потолок в желтоватых потеках – подарок соседки сверху, заливавшей нас с завидной регулярностью. Под потолком бельевые веревки, на которых сушились папины «семейники». Прогоревшую плиту с кособокими комфорками. Заклеенное скотчем окно, за которым завывал мусорный ветер и вовсю тарахтели, прогреваясь, машины – краса и гордость отечественного автопрома.

– Значит, теперь здесь? Надолго?

– На неопределенный срок. – Я печально усмехнулась. – Видишь, мечты о небоскребе не осуществились.

– А уехать не хотите? Сейчас многие уезжают.

– Все может быть. Если поступит хорошее предложение. Пока его нет.

– Помнится, Вадик мечтал свалить в Штаты, – язвительно промолвила Крис, и ее личико исказила презрительно-яростная усмешка. – И где он теперь?

– Пока на месте.

– Неужели? – Крис саркастически повела выщипанными бровками, покривила тонкие губы. И я поняла, что рана свежа, хоть и заросла сверху тоненькой розовой кожицей. Неосторожное прикосновение все еще причиняет саднящую боль. Отчего-то я почувствовала неловкость, будто, сама того не желая, разбередила болячку.

– Слушай. – Крис помялась, поводила пальчиком по столу, устремила на меня пытливый серый взгляд из-под мохнатых коричневых ресниц. – Если честно, сейчас ты не жалеешь, что не осталась с Артемом?

С Артемом?

Моя угорелая безбашенная юность вмиг пронеслась перед глазами. Промчалась, как в ускоренной перемотке старого забытого неинтересного фильма, из которого я выросла, как из старой юбчонки. Мне было сложно объяснить Крис или кому бы то ни было, что ночью, когда закрывалась дверь в нашу десятиметровку и мы оказывались вдвоем на тесной кровати, и Сережка обжигал поцелуями мои губы, живот, грудь, плечи, спину, колени… не было в целом мире женщины богаче меня… Никогда не любила говорить на подобные темы. Мне казалось, что слова, произнесенные вслух, теряли свою мелодичную гармонию и начинали звучать напыщенно и фальшиво, как в дешевом сериале.

Я положила руку на пытливо притихший в ожидании ответа живот, с улыбкой покачала головой и честно призналась:

– Ни о чем не жалею. Нисколько.

Не знаю, что отразилось в тот миг на моем лице, но серые глаза Крис на мгновение заволокло туманом, губы дрогнули, а потом она улыбнулась, задорно встряхнув рыжей гривой. Резко поднялась.

– Ну ладно. Мне пора. Привет Сереге.

Дед Георгий заболел. Он лежал на диване, мутным взглядом смотрел мимо телевизора, жаловался на резь в животе. Георгий и прежде страдал болями в желудке, но списывал все на застарелую язву, а сейчас после перенесенных стрессов она разыгралась с невиданной силой. Пришедший врач пощупал живот, озабоченно покрутил головой, уточнил, сколько Георгию лет, и позвонил в скорую.

В больнице взяли анализы и вскоре сообщили страшный диагноз: рак желудка в последней стадии, неоперабельный.

– Вообще-то мы таких больных выписываем, – конфиденциально поведал завотделением.

– Сколько ему осталось? – до крови кусая губы, спросила мама.

– Месяца два, не больше.

Мама побелела, как врачебный халат, и заплакала.

– Он жалуется на сильные боли, – проговорила я. – Что-нибудь можно сделать?

– Уколы морфина. Но дело в том, что это дорогой препарат строжайшей отчетности, выписывается буквально в самые последние дни… Мы не сможем колоть его два месяца.

– Насколько дорогой? – уточнила я.

Доктор написал на листке несколько цифр.

– Это за упаковку. Если ваш дедушка протянет месяца два…

– Мы заплатим, – сквозь рыдания прошептала мама.

Когда-то, чтобы выжить, Лидия потихоньку сдавала в скупку сбереженные фамильные драгоценности. Мы с мамой отнесли в комиссионку перстень и пару серег, чтобы купить безболезненную кончину.

Деда поместили в двухместную палату. Вторая койка пустовала.

– Палата смертников, – полушутя-полусерьезно сказал дед.

Он очень ослабел и исхудал. Щеки ввалились, пожелтевшая кожа обтянула заострившиеся скулы. Мое сердце разрывалось от жалости, но я не должна была показывать эту боль, чтобы он не догадался о скором конце. Собрав силы в комок, я улыбнулась.