Однажды в Париже. Наблюдая за парижанками. - читать онлайн книгу. Автор: Жиль Мартен-Шоффье cтр.№ 6

— Притормози и оставь в покое своих профессионалов. Не забудь, что именно профессионалы построили «Титаник», а Ноев ковчег был делом рук дилетанта. Твоя некомпетентность нам как раз подходит…

Я тут же передал ее слова Аурелии и Бенжамену, ребятам из нашей редакции. Они расхохотались оттого, что такой профан в музыке, как я, будет иметь дело с гигантом, чье творчество они знают наизусть. Их реакция прибавила мне куражу. Если уж унижаться, то перед значимой фигурой, а не перед всякой мелкотой. Накануне интервью с Эммануэль Беар или Изабель Юппер [20] я был на грани самоубийства, потому что заранее с точностью до запятой знал те «гуманитарные», профессионально пустые речи, которые услышу от них. Что касается Фэйрфилда, у меня сохранялась надежда на нормальный разговор с ним. Из досье, подготовленного нашим архивом, следовало, что он, похоже, любит парадоксы и не чужд легкого цинизма. Оставался небольшой шанс на то, что мне не придется скучать. В любом случае он будет любезным. Это певец под стать Дэвиду Боуи или Брайану Ферри [21] ; высокий класс, весьма в английском духе, типа каникул в Нантукете. Он вряд ли был готов побаловать меня откровениями о своей загадочной сексуальной жизни, но, как истинный джентльмен из Новой Англии, пригласил меня в ресторан «Кристал Рум». Само это название звучит как у Скотта Фицджеральда. Я еще там никогда не ужинал. В моем случае это может быть профессиональным упущением.

По слухам, столики там нужно заказывать за две недели, а кухня соответствует обстановке, бывшему особняку виконтессы Мари-Лор де Ноайль на площади Соединенных Штатов, у набережной Сены, одной из самых красивых площадей Парижа — и самой дорогой. Обожаю бывать в местах, где жили почитаемые мной дивы. И там никакой мишуры, мне нужна подлинная обстановка. Уже в пятнадцать лет я хорошо различал, когда хлопает дверца «роллс-ройса», а когда «мерседеса». Так что не подсовывайте мне вещи эпохи Карла X, говоря, что это Директория. Меня такой особняк, исполненный духа светской дамы, трогает так же, как шедевр из Лувра. Вам называют этот адрес, и тут же в памяти всплывают имена: Коко Шанель, Луиза де Вильморен, Эдмонда Шарль-Ру, Андре Пютман [22] … Это место напоминает рю Камбон или Веррьер и воплощает определенное представление о моей Франции. Должен сказать, что Баккара, фабрикант хрусталя, новый владелец особняка, не пожалел средств на его реставрацию. Здание так отчистили, отскребли, отдраили, отполировали, такой навели в нем глянец, что теперь, когда вы переступаете порог, складывается впечатление, что вы входите не в дом, где жила семья, но туда, где ведутся съемки фильма. В вестибюле эхо шагов слышалось так отчетливо, словно вы были мушкетерами в сапогах. Ковер, покрывавший лестницу, которая вела на второй этаж, освещали крошечные лампочки, разбросанные как осколки хрусталя. Филипп Старк, декоратор, буквально облек восемнадцатый век в пластик. Рамки были соблюдены, но все детали были сделаны полупрозрачными. Прощайте, комоды, глубокие кресла, столики с выгнутыми ножками из позолоченного дерева в виде массивных скульптурных фигур, нет больше мотивов обломков скалы и ракушек, мотивов листвы, чеканки из бронзы или больших подушек, набитых перьями… Старинную мебель принесли в жертву, от нее остался лишь остов из прозрачного плексигласа. Лишь силуэты. В самом ресторане на роскошном паркете с венгерским диагональным рисунком установили перегородки из черного кирпича, зацементированного в произвольном порядке. Дальше ширмы из Коромандельской лакированной кожи скрывали сервированные столики. Золоченые рамки, повешенные на стены, оставались пустыми. Эти несоответствия как бы намекали: «Не стоит обманываться дорогостоящим декором. Мы, декораторы, мы бунтуем…» Не знаю, кого здесь хотели в этом убедить. Не клиентов, во всяком случае. Создавалось впечатление, что ты попал на общее собрание акционеров Компании Суэцкого канала. Отдававшие в гардероб свои манто, две пятидесятилетние дамы, как будто уже с рождения носившие жемчуг на шее и бриллиантовые заколки в волосах, пришли в сопровождении двух старых ищеек из той касты в темно-серых костюмах, которая нами правит. Они чувствовали себя здесь как дома, все говорило об этом, и все это ощущали, начиная с девушек-гардеробщиц, изящных и хорошеньких, как школьницы из лицея Святой Марии. Едва вы входили в «Кристал Рум», между вами и остальной действительностью словно бы опускался занавес. Если когда-нибудь здесь, как во всех модных ресторанах, запишут подборку мелодий для создания звукового фона, то это будет серия фрагментов, состоящая из «Аве Мария», «Те Деум» [23] , музыки Баха и Рамо.

Встреча была назначена на 21:30, было уже около десяти часов вечера, и я был уверен, что пришел первым. Я ошибся: очаровательная особа сидела за нашим столиком и потягивала из бокала шампанское. Я ожидал увидеть типичную пару рокеров: стройная, безграмотная малолетка в объятиях клошара. Сколько ей лет? Моего возраста. Около сорока. Только, будучи настоящей парижанкой, она выглядела на десять лет моложе. Это чудо шарма француженок: в двадцать лет они миловидны, но уступают украинкам, шведкам или эфиопкам. Двадцать лет спустя все другие выглядят как домработницы, а француженки встречают мужчин как дерзкие обольстительницы. Она посмотрела на меня и многозначительно улыбнулась. Затем нежным, как шелк, голосом поблагодарила меня за то, что я задержался только на час.

— Я уже сделала за вас всю работу. Порывшись в своей памяти, я уже нашла таблички с именами для всех столиков в этом зале. В глубине зала Карлос Госсн, президент автомобильной фирмы «Ниссан», принимает бразильцев. Между ним и нами на диванчике в центре, рядом с Терезой Кремизи, сидят представитель издательства «Фламмарион» и обладатель Нобелевской премии, автор издательства «Галлимар», которому не мешало бы сменить пиджак. А там, за вашей спиной, лицом ко мне, закрывая своими нарядами пианино, сидит Кристина Декрош. Теперь я знаю, почему ваш журнал пишет, что она большая актриса. Вы имеете в виду ее габариты.

Декрош! Только ее не хватало. К счастью, я никуда не хожу, она меня не узнает. Она могла бы швырнуть мне в лицо бокал. Что бы «Сенсации» ни печатали о ней, она всегда жалуется. Это всегда не те комплименты, которые ей подходят. Когда кто-то из нас приближается к ней, она опускает свои намазанные веки. Мы уже больше не стараемся в этом разобраться. Просить объяснений у этого божества и у тех, кто ей служит, это все равно что трубить сбор в пустой казарме. Нельзя и помыслить о том, чтобы обратиться к ней с вопросом, — вместо рта у нее застежка-молния, которую заело. Она нам и слова не говорит. Очень довольный, что сижу к ней спиной, я обратил все свое внимание на свою соседку. Если она будет продолжать стрелять по всему, что движется, я не стану скучать. Аристократические интонации мадам явно говорили, что она считала себя царицей улья. Не думайте, что я осадил ее. С первых ее слов я понял, что она хорошо соответствовала бы обстановке салона Мари-Лор де Ноайль. Ее голос уводил вас в другие времена. В те времена, когда люди не сквернословили и не начинали сразу же вам тыкать. Кстати, она с естественностью протянула мне руку для поцелуя. В то же время лукавый взгляд и насмешливое выражение лица отрицали этот формализм. Не произнося ни слова, она открывала свои карты: я настоящая парижанка — и в самом отрицательном смысле этого слова тоже: культурная, насмешливая, элегантная, болтунья, любительница выпить и, возможно, распутница. При этом — вид лилии, упавшей с витража. Мы вдвоем сможем просто-напросто косточек не оставить от этого Фэйрфилда. Если он осмелится явиться.