Любит - не любит - читать онлайн книгу. Автор: Елена Рахманова cтр.№ 30

«А может, пронесет?» – подумал продюсер и молитвенно сложил руки, хотя прекрасно знал, что нет, не пронесет.

И не пронесло. Двое застыли как вкопанные в шаге друг от друга и вытаращили глаза, изображая потрясение. Потом брюнет раскрыл рот и так, как если бы его только что осенило, сдавленно прошептал:

«Это… это моя дочь?»

Девочка тем временем вырвала у матери руку и, отбежав в сторону, стала собирать красивые осенние листья, о чем-то сама себе оживленно рассказывая. Не в пример взрослым, вела она себя куда естественнее.

Блондинка с равнодушными глазами вздернула нос и повела плечом, демонстрируя презрение и некогда попранную женскую гордость одновременно.

«Нет, это моя дочь, только моя, и ничья больше!» – произнесла героиня, и в уголке ее глаза на крупном плане бриллиантом сверкнула прозрачная капля. Видимо, слеза.

«Но как же я? Ты ведь когда-нибудь расскажешь ей обо мне?» – воскликнул брюнет, вне себя от нахлынувших на него воспоминаний о минутах настоящего счастья, которые он познал некогда с этим юным и непорочным существом.

«Да, скажу, – ответствовала молодая мать-одиночка с придыханием. – Скажу, что ты умер, умер для нас обеих. И это будет истинная правда! Идем, Авдотьюшка», – меняя тон с гневного на сладко-проникновенный, произнесла она.

Девочка подбежала к ней и вложила крошечную ладошку в ее руку с длинными, отливающими кроваво-красным ногтями. И в кадре еще долго маячили их удаляющиеся силуэты. Прогуливающихся с колясками молодых мамаш как корова языком слизнула. Неизвестно почему яркий солнечный день вдруг в мгновение ока сменился туманными сумерками. Естественно, заморосил дождь.

– Ну и как идиотку с такими когтищами можно подпускать к ребенку? – неожиданно для себя возмутился Венчик. – Она же его покалечит!

А героя тем временем разрывало на части: то ли бежать вслед за недопетой песней любви, то ли возвращаться в стольный град Москву, к престижной, но, как водится, нелюбимой жене и долгожданным новорожденным сыновьям-близнецам.

Тут Венчик не выдержал и нажал на пульт. Экран послушно погас, а видеоплеер выплюнул диск на подставочке.

– Чушь собачья, – пробормотал продюсер. – И как только такое люди смотрят? Неужели кто-то может воспринимать это всерьез?

Венчик невольно представил себя на месте героя… Он встречает Тину, за ручку она ведет девочку… или мальчика, не суть как важно. Но разве могла бы она нести такую чепуху, так поводить плечиком, так морщить нос? Нет, все наверняка было бы совсем по-другому…

Венчик настолько увлекся, представляя себе эту умозрительную встречу, что очнулся, только когда в груди стало неимоверно больно и возникло ощущение, что он совершил непоправимую ошибку.

– Господи, что же теперь делать? Как жить-то? – прошептал продюсер, и собственный голос привел его в чувство.

Но вслед за этим он не почувствовал облегчения от того, что выдуманная встреча – это пустое, морок, наваждение. От нее нельзя было отмахнуться, как от ночного кошмара. Такое вполне могло случиться… когда-нибудь, в будущем… И неужели у него возникнет это ощущение совершенной непоправимой ошибки, тоски по тому, что могло сбыться и не сбылось?..

Продюсер Вениамин Диктов испытывал чувства, которые ему доселе испытать было не дано. Они донельзя испугали его своей глубиной, силой, какой-то всеохватностью. Словно грозили перечеркнуть все то легкое, светлое, радостное, что наполняло прежде его жизнь.

– Неужели такое может со мной случиться? – спросил он в пространство, надеясь, что откуда-то извне придет ответ, который его успокоит, обнадежит.

Но мягкая мебель, ковры, тяжелые портьеры заглушили взывающий голос, и даже эхо ему не откликнулось. Венчику неожиданно стало так одиноко, как никогда в жизни.

– Что же это такое? – вопросил он, стараясь за кривой усмешкой скрыть овладевший его сердцем страх. – Намек? Предостережение? Предвидение?..

Им предстояло ехать воспитывать младшего брата Максима. Вообще-то не им, а ему. Но он решил, что Альбина сумеет в этом помочь.

– Посмотришь свежим взглядом на этого оболтуса, – произнес он, – и скажешь, что с ним не в порядке. А я уж постараюсь принять меры.

Кирилл был сыном матери Максима от второго брака. На настоящий момент ему как раз сравнялось шестнадцать, и Вера Александровна полагала, что старший брат лучше ее сможет понять подростка в переходном возрасте. К тому же они с мужем собирались отметить годовщину своей свадьбы подальше от дома. Присматривать за Кирей в их отсутствие выпало, естественно, Максиму.

Он любил свою мать, желал ей только добра и очень обрадовался, когда на дне рождения у подруги она познакомилась с Павлом Николаевичем. Тот не шел ни в какое сравнение с ее первым мужем, слабовольным мямлей, который передоверил жене все – от стирки своих носок и воспитания их общего ребенка до зарабатывания денег. Отец Максима был скульптором, точнее, окончил Строгановское художественное училище и ждал крупного заказа на нечто эпохально-монументальное. А чтобы скрасить затянувшееся ожидание, попивал пиво на детской площадке и рассуждал с местными забулдыгами о высоком. И вот однажды в состоянии подпития он угодил под машину – буквально вывалился ей под колеса из щели между гаражами, когда назрела потребность в новой порции пивасика и «народ» послал его в ближайший магазин.

Вере Александровне было очень жалко мужа: как-никак живой человек и прожили вместе четырнадцать лет. Но через три года она встретила Павла Николаевича и неожиданно поняла, что прежде и не жила вовсе, а влачила жалкое существование, как пишут в книгах. Год спустя у них родился сын Кирюша, а еще через четыре года путем сложной головоломной операции по купле-продаже самим себе квартир Максим обзавелся собственной жилплощадью, в которой и обретался до сих пор. Донельзя счастливый и довольный…

– Приготовься, сейчас увидишь, – предупредил он Альбину и нажал на кнопку звонка. – Надеюсь, уже проснулся. Как-никак уже без четверти час.

Дверь открылась не сразу, и Бина успела изойти от любопытства. Наконец загремела цепочка, повернулся замок и… О да, посмотреть было на что.

На пороге, позевывая – это ж надо заявиться в такую рань в воскресный день, говорил весь его вид, – стоял парень. Ярко-рыжий и патлатый, нос картошкой, светло-карие глаза, длиннющие белесые ресницы плюс нежнейшая бело-розовая кожа. А на подбородке несколько волосков, претендующих на звание эспаньолки. В ухе серьга, на шее зеленая с белыми разводами бандана узлом назад. Дальше, точнее ниже, еще увлекательнее. За белой майкой с рисунком летательного аппарата Леонардо да Винчи следовали джинсы… размера, наверное, семидесятого. Во всяком случае, Кирюша вполне мог передвигаться внутри них. Широкие-преширокие, и штанины начинались где-то чуть выше колен. Джинсы полностью скрывали черно-белые кроссовки, зашнурованные, но не завязанные ярко-малиновыми шнурками.