Минск 2200. Принцип подобия - читать онлайн книгу. Автор: Майя Треножникова cтр.№ 91

Все ради вас. Сю-юрприз.

Гораций соскользнул с последней ступени прямо в огненные объятия Декстры. Он всхлипнул тонкими губами, точно надеясь поцеловать недосягаемую, как древнегреческая Артемида-охотница, Главу Воинов. Последний поцелуй. Последний поцелуй в мире живых, ты ведь не откажешь старому приятелю…

Сгусток плазмы ворвался под ребра, откидывая Горация к массивным перилам. Вместо живота теплилась обугленная дыра. Густо потянуло паленой требухой, запах смешался с цветочным в самый омерзительный из коктейлей.

Гораций смотрел в потолок. По щекам стекали темные яблочные слезы.

— …Призвала? — Целест шагнул в сторону теоретика, но Декстра перегородила дорогу жестом: стой.

— Тсс.

Логично. Вряд ли Амбивалент оставила на «сладкое» слабейшего из рабов.

Гораций дергался. Плазма разъела нутро, и розово поблескивал позвоночник, остатки мышц напряглись и распухли, когда бывший Глава вновь поднялся… из мертвых, так и хотелось подобрать определение.

Яблоки не выражали ничего. Остальное лицо — тоже.

Казалось, Гораций передумал, испугался, одним словом — решил не драться. Повернется, прижмется скулящей шавкой и уползет к амбивалентовой юбке.

Обе руки Декстры пылали. Целест уже знал, что сильнейшая из воинов все-таки не всесильна — никакого ресурса не хватит, огонь — полбеды, труднее — прослойка из воздуха, охлаждение собственной кожи. От жара тяжело дышать. Целест захлебывался чужим огнем, понимая: Декстра не выдержит долго, а Гораций… черт, эта тварь не намерена так легко сдохнуть.

Тянет время. Отсчет не в пользу Магнитов. Горацию выжженные кишки не помеха.

Он покачивался, елозил языком по губам, здорово напоминая Целесту выступление на «суде» — интересно, обвинял просто так или тоже сговорился? С кем? С истинными Главами — Декстрой и Винсентом? С Кассиусом?

Скорее всего. Такие, как Гораций, выполняли приказы, а Гомеопаты — ученые и теоретики всегда были бесплатным приложением к Магнитам. Посмотрите, в Ордене не только выродки, любой человек может стать Гомеопатом… если захочет.

Целест так и не узнает, кто кем управлял. Неважно сейчас — яблоки и паленый мезентерий не больно-то склонны к исповедям.

Воздух вокруг Декстры плыл, корежился, искажался. Она сожжет себя, прежде чем…

Целест не додумал.

Гораций хлюпнул кровоточащим ртом, прежде чем броситься в атаку.

Классически. Целест оценил, и Декстра наверняка тоже — все видели щупальца, десятки и сотни осьмино-жьих щупалец, учебное видео Магнитов и напоминание всем остальным — ненавидьте выродков сколько угодно, только не забудьте: одержимые хуже. Лучше воины и мистики, чем физики и психи.

— …мать, — от плеч, ладоней, лица, даже голеней и грудей Декстры сорвалось пламя. Но щупалец было больше, одинаковых, плотных, черно-лаковых, похожих на лакричные полоски — одну из детских радостей. «Рони обожал лакричные полоски», — вклинилась неуместная мысль.

Целест пытался резать щупальца. Лезвия слушались плохо, и вообще ресурс — как в старом мобиле, и полбака не наскребешь. Тонкие и уязвимые, щупальца тянулись из развороченного живота Горация, из полосок яблочного сока на щеках, из-под ногтей и раззявленного рта. Изо рта — больше всего, будто рвало связкой гигантских червей.

Декстра превратилась в живой факел.

Почти как Тао. Наверное. Ночь фениксов и пчел.

Декстра хватала щупальца горстью, заставляла их гореть бенгальскими огоньками — рассыпая искры и разбрызгивая темно-лиловую начинку. Но на смену одной связки являлось десять, откуда столько плоти — откуда столько силы в умирающем одержимом.

— Это… несправедливо. — Целест ринулся к Горацию. Лезвия перед собой — воткнуть в глотку, выстрелить, на манер дикобраза. Воин или нет? Где-то за тысячу звездных лет от него Декстра прорывалась к Горацию, а ее опутывали бесчисленные нити.

Не просто опутывали. Гибли в огне, но раздирали кожу, мягкие и податливые, щупальца — острее игл. Дек-стру усеяло мириадами мелких кровоточащих ранок. Щупальца норовили нырнуть внутрь, пролезть червем в плоть и разорвать изнутри, но пока каждое гибло на подходе.

Осыпалось пеплом. Цветы, пепел и кровь.

Целест резанул по основанию связки во рту Горация.

— Иии! — торжествующе вопил он, раззявив собственный рот. Скелетно ухмылялся правой половиной лица.

Удар. Еще. Гораций мягкий, как тряпичная кукла. Еще выпад и можно будет… призвать… или пусть Декстра? Он — ее добыча, ее и огня. По праву.

Целест успел только выдохнуть и коротко, мышино пискнуть, когда в правый глаз — голый беззащитный глаз, — впилось отрубленное щупальце. Гораций повернул к нему равнодушное лицо. Выплюнул новую мотню — втрое толще прежней.

— Целест! — заорала Декстра.

Он плохо слышал.

Он корчился на полу, зажимая второй раз израненное лицо. Лопнувшая склера стекала по пальцам, а к пальцам липли проклятые лепестки. Целест задыхался от медноватого аромата (мой глаз! мой глаз!), от боли и плясок огня.

«Дерись. Встань и дерись, забудь про глаз — он все равно бы отмер рано или поздно. Да и вообще, ты ведь пришел на последнюю битву? Так дерись».

Целест поднялся на локтях. А Гораций давно забыл о том, кого когда-то обрек на Печать — вряд ли он помнил что-то. Зато полностью… принадлежал Декстре.

Принадлежал. Хорошее определение.

Гораций все-таки добился своего: они с Декстрой слились, сплелись в единое целое, щупальцами и плавленой кожей, палеными волосами и липкой закипающей кровью. Декстра сгорала вместе с одержимым.

«Опять… жертвоприношение?» — сквозь боль и какую-то отстраненную муторь подумал Целест. Щупальца прошили тело Декстры насквозь, коренастая женщина покачивалась на манер истрепанного бумажного змея — вместо одной бечевки — тысяча, острых и колючих. Губы и нос сгорели полностью: Декстра пыталась защитить уязвимые отверстия. Из глазниц Горация вывалились яблоки, и теперь оправа пенсне торчала на манер золотистых клыков. Жестоко. К себе и другим, невольно проступила из памяти фраза.

Все воины. Все Магниты — одно.

Жестоки к себе и другим. Это тоже принцип подобия.

Главы Гомеопатов продолжали бой. Единственным глазом Целест мог различить полыхающие фигуры, стрекала щупалец — они разносились в воздухе с визгом, громили лестницу и отбивали куски перил. Огонь лизал мертвые цветы, но пока дом держался. Мрамор не горюч.

Внезапно Гораций отшвырнул Декстру. Та плюхнулась с сочным шмяком, совсем не похожая на себя — безжалостную убийцу, палача, учителя. Сто двадцать фунтов обгорелого мяса.

Гораций выглядел не лучше, но его удерживала чужая воля. Он надвигался на Целеста так же мерно и неизбежно, как спускался по лестнице. Нижняя челюсть дотлела и развалилась, теперь щупальца стреляли из мякоти нёба и дырявили трахею.