— Он просто чудо, — одними губами беззвучно произнесла миссис Фрайди.
Дженис понимающе улыбнулась в ответ и, подняв взгляд на удаляющуюся спину, приказала себе: «Влюбись в него, влюбись».
Но сердце ее подчиниться отказывалось.
Глава 16
Наступило следующее утро. И пока Люк Каллахан не вернулся в поместье, Дженис не могла ни о чем думать. Не могла есть. Не могла спать. И ее совершенно не волновало, как продвигаются дела с герцогом, хотя, по всей видимости, все шло довольно успешно.
Единственное, что она могла делать, пока грум отсутствовал, это продолжать говорить «нет». И весьма преуспела в этом. Изобретая замысловатые ответы, чтобы ненароком не оскорбить герцога, Дженис неожиданно осознала, что очень походит на свою мать, истинную королеву по части говорить «нет».
Но до приезда сюда, в Холси‑Хаус, она не замечала у нее эту черту. И если хорошенько подумать, Марша тоже с легкостью говорила «нет». Похоже, что они обе, ее мать и сестра, имели очень твердые убеждения и, будучи необычайно привлекательными, строго придерживались своих личных принципов.
Возможно, именно в этом и заключалась в действительности самая суть их очарования!
С другой стороны, Дженис всегда старалась всем угодить, была покладистой, но к чему в результате это приводило? Стоило ли дорожить улыбками и поклонами тех, кто понятия не имел о ее собственных чувствах? А если и знал, то недостаточно их ценил, чтобы защитить?
Возможно ли, что судьба привела ее в это сельское поместье именно для того, чтобы она научилась говорить «нет»?
Дженис долго ломала голову над этим…
Все утро у нее ушло на поиски дневника Эмили Марч на книжных полках в библиотеке герцога, но найти ничего не удалось. Изобел тоже его не обнаружила. Это означало, что очередь за секретерами. А что делать дальше, Дженис плохо себе представляла. Следовало бы осторожно порасспросить обитателей дома, и в первую очередь вдовствующую герцогиню.
Когда девушка вошла в спальню старушки, ее встретила властная королева. Трон из подушек поддерживал ее немощное тело.
Окинув Дженис строгим взглядом, она произнесла, растягивая слова:
— Снова вы.
— Да, ваше величество. — Дженис присела в глубоком реверансе. — Доброе утро.
Вдова жестом указала ей на кресло возле кровати, куда девушка охотно и опустилась. Ей до смерти хотелось рассказать герцогине, как ей понравился ее портрет, но она опасалась, что это может поставить старушку в тупик.
— Сегодня утром я хочу послушать пение, — заявила почтенная леди. — Я целую вечность не слышала песен.
— Пение? — Дженис очень удивилась.
— Вы что, плохо слышите? Или отказываетесь мне повиноваться? Двор стал довольно скучен.
Последнее замечание явно относилось к сиделке.
— Ну что ж, если у вас нет пожеланий…
— Не тяните! — резко оборвала ее вдова.
Дженис откашлялась, прочищая горло, и запела:
Доброе утро, девица‑краса,
Куда держишь путь?
Голос ее, вначале совсем слабый, некоторое время звучал неуверенно, но вскоре окреп и к середине баллады, которую отец каждое утро напевал ее матери, пока та приводила себя в порядок после сна, уже был полон силы. И сердце девушки преисполнилось радости…
В особенности когда она увидела, что старушка очень довольна. Глаза ее блестели, она жадно ловила каждое слово, слетавшее с губ Дженис.
Когда последние звуки растаяли в воздухе, ее величество громко вздохнула и просто сказала:
— Да, вот это пение.
Дженис улыбнулась, довольная:
— Я рада, что вам понравилось.
Девушка взглянула через плечо на миссис Пул и впервые увидела на ее губах некое подобие улыбки — все лучше, чем обычное свойственное ей угрюмое выражение лица.
— Мой дед тоже вс‑с‑сегда пел это, — заметила сиделка с особенно отчетливым свистом.
— Что за шум с галереи музыкантов? — прикрикнула герцогиня. — Я не выношу флейту. Такой жеманный инструмент. Дайте мне трубу.
Дженис взглянула на сиделку: лицо бедняжки побагровело от обиды на столь явное неуважение, — и прошептала:
— Мне очень жаль…
Сиделка повернулась к ней квадратной спиной.
— Ваше величество! — с укором воскликнула девушка, расстроившись из‑за миссис Пул. — Вам следует быть добрее. Должно быть, вы ужасно несчастны, раз так придираетесь к тем, кто за вами ухаживает.
— А как вы думаете, я могу должным образом править из этой кровати? — Старушка тяжело вздохнула. — Между прочим, как продвигается ваш план? Вы послушались моего совета?
— Да. — Дженис рада была сменить тему. — И это дает свои плоды.
Ее величество захихикала.
— А я что вам говорила? Итак, что вы сделаете в первую очередь, когда станете герцогиней?
— Не думала об этом. — Лицо Дженис запылало. — Возможно, позже… Мы лишь на начальной стадии… стратегии.
Вдовствующая герцогиня махнула рукой:
— Все произойдет быстрее, чем вы думаете. Так что готовьтесь: скоро станете могущественной женщиной.
— Как вы?
— Мне есть что вспомнить, — самодовольно заявила пожилая леди, но тут же нахмурилась. — Хотя… хотя я припоминаю, что не всегда умела воспользоваться моментом с выгодой для себя. Мне следовало высказываться открыто. Следовало чаще говорить «нет». Нет!
Она хлопнула ладонью по покрывалу, и Дженис, заметив, как задрожали у нее губы, стали заметнее морщины вокруг рта и глаз, взяла старушку за руку.
— Все в порядке. Пожалуйста, позвольте мне спеть для вас еще.
Но вдова, похоже, совершенно забыла о ее присутствии:
— Я стояла рядом… знала, что он сделал.
— Я знаю прекрасную походную песню…
— Но я не знала, что мне делать, — упорно продолжала герцогиня, не обращая никакого внимания на Дженис. — Видите ли, я любила его. Он был всем… всем, что у меня осталось…
Она вздернула подбородок и устремила взгляд в пространство: истинное воплощение благородной королевы.
Повинуясь внезапному порыву, Дженис взяла обе ее ладони в свои и нежно пожала.
— В самом деле, ваше величество, вы сделали все, что могли. Пожалуйста, не надо сожалеть ни о чем.
— Сожалеть? — Хрупкая немощная леди презрительно усмехнулась. — Этого я не могу себе позволить. Долг, знаете ли. Мы должны…
Внезапно умолкнув, она, несколько раз втянув воздух с растерянным видом, схватила носовой платок и оглушительно чихнула.