Другая машинистка - читать онлайн книгу. Автор: Сюзанна Ринделл cтр.№ 67

Я чувствовала на себе взгляд Тедди, с искренним интересом он следил, как я достаю с полки бутылку куантро и по-любительски точно наливаю его в мерный стаканчик. Не знаю, получился ли у меня правильный «сайдкар», но я встряхнула эту смесь со льдом и разлила по двум бокалам для мартини. Не прошло и двадцати минут, как я повторила процесс. От таких трудов на лбу выступил пот, волосы местами прилипли к коже и хотелось почесаться.

– Ночь ясная. Одалия, наверное, задержится. Посидим на балконе, на свежем воздухе? – предложила я.

Глаза у Тедди расширились, он метнул на меня испуганный взгляд. Я сообразила, что приглашение двусмысленно: такие приемы рекомендуются для соблазнения возлюбленного. Краска залила мне щеки. Но Тедди откашлялся, пожал плечами, и, прихватив с собой стаканы, мы выбрались на балкон, где всего несколько часов назад я стояла, созерцая луну, что плыла по небу в пророческом кровавом ореоле.

Ночной ветерок развеял следы душной жары, какая случается и в дни ранней осени. Ночь наступила упоительная, иначе выразиться не могу. Воздух прогретый, с легчайшей примесью прохлады, когда поднимался ветер. Из парка доносился острый запах влажных листьев, серебряный лунный свет был так ярок, что наши тени встали у нас за спиной четкими очертаниями, словно мы пригласили к нам кого-то третью, кого-то четвертого. Мы молчали, облокотившись на парапет, взирая на город у наших ног. Где-то, несколькими этажами ниже, а казалось – вдали, на другом конце вселенной, еле слышно шумела все еще забитая дорога, гудели клаксоны. Я смотрела, как Тедди отпивает долгий глоток.

– Она прямо-таки сфинкс, да? – риторически спросил он, оторвавшись наконец от алкоголя ради глотка воздуха.

– Что конкретно вы хотите у нее выпытать, Тедди?

Он беспокойно оглядел балкон, пожал плечами:

– Наверное, правду.

– А если правда окажется ужасной?

Долго-долго он присматривался ко мне.

– Насколько ужасной?

Теперь я пожала плечами:

– Вообразите самое страшное, что только можете вообразить.

Вновь глаза его расширились в испуге.

– Вам что-то известно? – спросил он. Спросил жадно, однако страх я тоже расслышала.

Я торопливо покачала головой.

– Нет-нет. Я ничего не знаю, – сказала я. – Но не задумывались ли вы иногда… Бывают ведь такие вещи, о которых лучше не знать?

– Нет, – сказал он. – Я так не считаю.

Я всмотрелась в ярко-белое, подсвеченное луной лицо и поняла, что этот юноша не остановится, пока не вызнает все: в самом ли деле красавица, известная ему под именем Джиневры, стала Одалией, и была ли она некогда способна на отмщение – трагическое, неотвратимое и непоправимое. Теперь я различила сталь в его голубых глазах. Он пойдет до конца.

– Как бы вы поступили, – заговорила я, и пульс зашкаливал при одной мысли о вероятном ответе, – как бы поступили, если бы Одалия призналась… что совершила ужасное, пусть даже… пусть даже то был преходящий порыв… дурной, не спорю… но если она вовсе этого не хотела?

– Думаю, вы сами понимаете, Роуз, как я поступлю.

Я понимала. Он будет добиваться правосудия. Не тем способом, к которому я прибегла, чтобы разобраться с Эдгаром Виталли, – нет, Тедди еще не был готов к подобным сделкам, не переступил порог. В некотором смысле он был моим прежним «я»: отчаянно жаждал справедливости, но все еще (наивно, могла бы я предупредить) верил, будто существуют строгие правила, по которым следует эту справедливость осуществлять. Он обратится в полицию, и, если один участок откажется принять к рассмотрению жалобу, Тедди пойдет в другой, и в третий, и в четвертый, упорно, терпеливо, пока не отыщет следователя, которому хватит цепкости защемить-таки наручниками запястья Одалии. И это было бы правильно. В этом самая суть справедливости. И все же ладони у меня взмокли, горькое сожаление впилось когтями в душу: я предала задушевную свою подругу, единственного человека, кто меня поддерживал.

И в этот миг с вкрадчивой кошачьей грацией на балкон скользнула еще одна фигура. Я мимолетно спросила себя, долго ли Одалия простояла у французского окна, много ли успела подслушать.

– Великолепная ночь, – сказала она.

Голос с шершавой хрипотцой, в руках – зеркальный поднос, на подносе три бокала. Пока она раздавала их нам, я пыталась сообразить, как Одалия угадала тоже приготовить «сайдкар». Потом припомнила, что оставила на стойке бара открытую книгу рецептов. Рука Тедди резко дернулась, на что-то указывая; я проследила за стрелой его пальца и поняла, что он тычет в наши запястья – Одалии, затем мое. Я потрясенно сообразила, что совсем забыла про браслеты, бриллиантово замерцавшие под ярким светом луны.

– О! – только и сумел выдавить Тедди. – О… О!

Я почувствовала, как сжимается и переворачивается желудок, и поняла, что вновь схожу с ума от ужаса, – я знала, что поставлено теперь на карту, знала, что ужас мой – это страх потерять Одалию. Она же и глазом не моргнула. Будто не расслышав смятенных восклицаний Тедди, она лениво потянулась, наслаждаясь теплым ночным воздухом, и зевнула – чуть-чуть, как приличествует леди.

– Знаете, чего бы мне хотелось? Я бы осталась тут, покурила бы. – Зубы ее призрачно фосфоресцировали в серебристом лунном свете – Одалия преспокойно улыбалась. Щелкнула замком сумочки, притворилась, будто ищет. – Ой! Ни одной не осталось. Роуз, лапочка! Ты не могла бы сбегать в киоск прикупить?

Я кивнула, но помедлила, опасаясь оставлять ее наедине с Тедди. Инстинктивное желание защитить ее взяло верх. Прежде я хотела увидеть, как Одалию обличат, теперь же мечтала, чтобы Тедди поскорее убрался восвояси. В итоге я сочла, что, пока быстренько сбегаю за сигаретами, Одалии представится шанс объясниться с Тедди и выпроводить его. Кроме того, я надеялась, что прогулка пойдет на пользу и мне: голова слегка кружилась от выпитого, жаркие уголья разгорались на скулах. Одалия сунула мне в руку мелочь. Едва помню, как ехала вниз в лифте, но как-то ехала, поскольку затем неловко и решительно шагала по тротуару.

Первые два киоска были закрыты, но я вспомнила про лавочку на углу Лексингтон. Не скажу, как выглядел продавец, но помню, что поболтала с ним о погоде (мы сошлись на том, что становится прохладнее, очень приятная погода, большое облегчение после беспощадного лета). Как любой напившийся гражданин, я изо всех сил старалась не показать, что сдачу пересчитываю с трудом, излишне сосредоточенно. Лицо все еще полыхало, жар застил глаза, и я, наверное, близоруко щурилась на каждую монету. Но продавец либо не заметил, либо давно перестал обращать внимание на странности поведения ночных клиентов. Видимо, в его глазах я не была особо важной персоной: пачку сигарет он сунул мне прямо в руки, не завернув в бумажный пакетик. На обратном пути я увидела мужчину, который выгуливал изящную борзую. Я сделала комплимент красивой внешности этой собаки, остановилась ее погладить и зашагала дальше. В прежние времена, до Одалии, я бы не вела себя так легко и раскованно с посторонним. И впрямь, как говорится, моя раковина понемногу раскрывалась. Одалия изменила меня, размышляла я по дороге, причем к лучшему. Нужно будет извиниться перед ней за то, что я научила Тедди, как ее найти, и мы вновь станем сестрами. Никогда больше не будем предавать друг друга. Эти мои мысли в роковой момент – какая горькая ирония…