Сапфо - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Клюкина cтр.№ 58

Фаон был достаточно высокого роста, но не длинным, полноватым, но вовсе не толстым, в меру мускулистым, но именно только в ногах и руках, тогда как заднее место и живот Фаона словно излучали мягкое, приятное тепло.

Но, пожалуй, главное очарование Фаона состояло в том, что сам он пока словно бы вовсе не осознавал своей редкостной природной красоты, никак не использовал ее великой силы, а был просто непосредственным, добрым ребенком, впрочем, привыкшим к тому, что на него все вокруг смотрят с радостной улыбкой.

Алкей вдруг представил, каким острым удовольствием для него стала бы возможность как-нибудь остаться в такой парилке, или лучше даже в более прохладной комнате, с Фаоном совершенно наедине.

Но вместе с тем Алкей не хотел чересчур спешить, чтобы окончательно не напугать Фаона своим натиском, и решил прибегнуть пока лучше к хитроумным услугам Эпифокла, который тоже оглядывал мальчика с улыбкой умиления на разрумянившемся и несколько разгладившемся лице.

— Однажды, друзья мои, я попал в Спарте на гимнопедии — праздник обнаженных мальчиков, — мечтательно вспомнил Эпифокл. — Но клянусь Зевсом, мне кажется, там не было ни одного такого красавчика, как наш Фаон. Впрочем, тех мальчиков я не мог видеть настолько близко, как тебя сейчас. Но ты, Фаон, все равно сложен прекрасно, как Ганимед.

— Ты хорошо сделал, что не сравнил его с Эвфорионом, — рассмеялся Алкей. — И за это, Эпифокл, я, так уж и быть, еще подолью тебе вина.

— С кем? Про кого вы все время говорите? — переспросил Фаон, нетерпеливо пожимая плечами — он не привык подолгу сидеть на одном месте. — Я про таких никогда не слышал.

А Эпифокл с Алкеем после простодушного признания юноши тут же рассмеялись особым самодовольным смехом заговорщиков или чересчур образованных людей, которые видят, что для окружающих их ученые речи кажутся такими же непонятными, как незнакомый язык варваров.

В минуты подобного смеха Алкей испытывал ни с чем не сравнимое чувство собственного превосходства и не имел сил себе в этой радости отказывать.

— О, это совсем не важно, — опередил Алкей Эпифокла, который хотел было сделать необходимые пояснения, видя, как Фаон рассердился и покраснел еще больше — теперь уже от досады. — Не все сразу, несмышленыш. Когда, Фаон, ты поселишься в моем доме, то узнаешь много чего для себя нового и интересного, а вскоре будешь блистать перед всеми не только красотой и славой, но также и своими знаниями.

— Вы все только смеетесь надо мной, — вздохнул Фаон и прибавил жалобно: — А мне не нравится, когда надо мной смеются!

— Клянусь Зевсом, Фаон, нет! — со смехом сказал Алкей, поднимая кубок. — Пройдет совсем немного времени, и ты затмишь мою славу!

На самом деле Алкей сейчас просто не хотел пересказывать Фаону старинных преданий о том, как прекраснейший из смертных Ганимед был избран богами кравчим — прислужником за трапезой, после чего Зевс сделал красавчика своим возлюбленным, а зато Эвфориона — крылатого сына Ахилла и Елены — громовержец убил молнией за то, что упрямый мальчишка не пожелал вступать с ним в половую связь.

Как бы пылкий, но, откровенно говоря, не слишком смышленый Фаон не почувствовал в подобном сравнении скрытой угрозы!

— И все же здесь слишком жарко, — снова заерзал на скамье Фаон. — Неужели вы сами не чувствуете?

— Нет, Фаон, пока еще температура пара не достигла нужного градуса, — соврал Алкей, с умным видом выставив вверх палец, словно он определял сейчас направление ветра.

Вообще-то Алкею самому уже тоже сделалось несколько жарковато, но он боялся, как бы мальчишка не сбежал от них с Эпифоклом прочь, едва только слуги откроют дверь, и приготовился терпеть столько, сколько потребуется.

— Да? Разве жарко? Хм, а я только еле-еле начал согреваться, — проворчал Эпифокл. — Эх, молодость, молодость, и куда вы только напрасно спешите?

Но вспомнив, что он пришел в баню не только для того, чтобы смыть с себя многодневную грязь, как следует согреть свои старые кости и всласть поворчать, Эпифокл тут же очнулся и проговорил.

— Неважное здесь все же подают вино, Алкей. У тебя дома гораздо лучше. Клянусь, я нигде раньше не пил такого вина, как у тебя за трапезой, и не ел таких сладких рябчиков, и устриц, которые буквально тают во рту, словно они сделаны из меда. Нужно быть последним глупцом, Алкей, чтобы отказываться от твоего щедрого гостеприимства. Ну а стать твоим домочадцем — это было бы пределом моих мечтаний!

— Так почему же ты им тогда не станешь? — простодушно спросил Фаон. — Или Алкей тебя не зовет?

— Потому что… потому что… — несколько замялся Эпифокл. — Потому что у меня, мальчик, осталось уже не так много времени на пиры и развлечения. Прежде чем поставить в конце своей жизни огненную точку, о которой я говорил, мне еще нужно побывать на Фасосе у известного Бебелиха, напитаться у него мудрости и, по возможности, завещать его ученикам и потомкам свои записки и чертежи. Я долго думал о том, где мои труды будут сохраннее, и мне сказали, что Бебелих и его ученики не просто имеют библиотеку, но также переписывают многие работы и распространяют их по свету.

— Какого Бебелиха? — спросил по привычке Фаон, но тут же снова смущенно вспыхнул, жалея, что опять выдал свою неученость.

— Бебелиха также еще называют «учителем о смерти», — пояснил Эпифокл. — Он проповедует полный отказ от всех мирских радостей, и после общения с Бебелихом многие его ученики с легкостью и даже с огромным удовольствием заканчивают жизнь самоубийством, видя в смерти единственное спасение.

— Бр-р-р, какая страсть! — передернулся Фаон, как будто в парилке был мороз, а не жара, от которой у него уже глаза вылезали на лоб.

— Почему — страсть? Ведь огонь живет смертью земли, воздух живет смертью огня, вода живет смертью воздуха, и не нам дано понять, где жизнь, а где смерть… — привычно забормотал Эпифокл, но Фаон его нетерпеливо перебил:

— Уж лучше бы ты, Эпифокл, все же оставался у Алкея или хотя бы здесь!

— Конечно, у меня намного лучше! — с довольным видом подхватил Алкей. — И скоро ты, Фаон, сам в этом убедишься, как только увидишь количество рабов в моем доме.

Вообще-то Фаон много раз купался в бане, ополаскивая себя из большого кратера теплой водой и смывая с тела мыльную пену, и даже заскакивал в парилку, но такое испытание, как сейчас, похожее на пытку, юноша в полной мере переживал впервые.

Чтобы постоянно не жаловаться и не ныть, Фаону даже пришлось прикусить губу, и он то и дело то принимался мысленно считать про себя слонов, то в разном порядке пересчитывать пальцы на ноге, чтобы побыстрее прошло отпущенное на истязание жарой время.

Но оно, как назло, тянулось и тянулось бесконечно, словно он уже оказался на том свете.

И тут еще эти загробные старческие разговоры, которые Фаон на дух не переносил.

Фаону сразу же вспоминалось родное, но мертвое лицо старенькой Алфидии, каким он его увидел однажды утром, и от одного этого воспоминания юноше хотелось кричать, плакать и бежать куда глаза глядят.