— Э-э, доктор, — проскрипел Советник, — зачем мне теперь бессмертие? Жизнь уже давно тяготит меня. В моем возрасте беспокоят только долги, которые не хочется тащить в могилу.
— Хорошо, — согласился доктор, — мы готовы выслушать вас.
Советник заерзал в кресле, заскреб тростью по полу и, устроившись поудобнее, заворчал:
— Вы готовы выслушать меня?.. Было время, когда вы были готовы выполнить любой мой приказ. Вы полностью зависели от меня… Ваше счастье, доктор, что вы были нужны мне, иначе я давно бы пристроил вас в подходящий концлагерь. Как стопроцентного еврея…
— Говорите по существу, — холодно откликнулся Голем.
— Вы не сделали ничего из того, что обещали, — продолжал канючить Советник. — Вы и нынешним не дадите того, что обещаете. Я понял, к сожалению, слишком поздно: вам абсолютно все равно, что будет с людьми… Хаос, хаос наступает. Наркотики, сексуальные извращения, массовые психозы, человечество пожирает себя самое, а вам плевать… Вы обладаете мощью, но не хотите помочь людям. Вы не хотите власти? Бог с вами, но дайте ее другим, тем, кто хочет и может изменить мир… Я знаю, вы обладаете существом, сочетающим в себе животное и механизм… В этом могущественном, но медленном божестве сосредоточилась все претворяющая воля вселенной, эту волю нужно только уметь направить… но не так, как… вы…
В задыхающемся бормотании старца явственно слышалось благоговение.
— Вы все-таки внедрили в Лепрозорий своего шпиона, Советник? — спросил Зурзмансор, отстраняясь от окна.
— Хе-хе-хе, — сухо рассмеялся старец. — Мне удалось найти одного ловкого молодого человека, вашей, кстати, породы. Он исправно поставляет мне информацию, но для вас он безвреден.
— Имя его вы, конечно, не назовете.
— Угадали, да и зачем вам его имя. Вы же чистоплюи. Выгнать его вы не выгоните, не говоря уж о более крутых мерах. Вы даже «дезу» не станете ему подсовывать, слишком честные.
— Вы правы, — сказал Зурзмансор, — имя вашего шпиона нам ни к чему. Мы не будем с ним возиться. Слишком заняты! — Он подчеркнул интонацией последние слова.
— Поэтому забудем о нем. Давайте говорить о деле. — Старец подобрался, видимо, он переходил непосредственно к цели своего визита. — Коли вам все равно, что станется с людьми после вас, то окажите человечеству небольшую услугу… Я создам комитет из ряда наиболее дальновидных политиков, лучших ученых и пропагандистов… Я привлеку к работе комитета видных промышленников, подключу прессу. Гарантирую полную гласность. Вам только нужно будет поделиться, не всем, а лишь небольшой частью своих тайн. «Сыворотка бессмертия», «принцип экономической реадаптации», «холодный термояд» и еще кое-какие открытия — я составил список. А главное, отдайте нам ЕГО! Я клянусь, что все будет использовано в мирных целях…
От волнения старик начал задыхаться. Глазки его выкатились, и он принялся шарить по груди, где у него, по-видимому, хранилось в кармане лекарство. Голем устало вздохнул, поднялся, достал из маленькой коробочки, которую всегда носил с собой, капсулу пентатола и положил ее в разинутый рот Советника. Старик глотнул, глаза его вернулись на место, лицо и лысина покрылись мелким потом, дыхание выровнялось.
— Пентатол, — прошептал он, — его тоже дайте людям, вы… спасете многие жизни…
— Было время, господин Советник, когда именно вы принимали решения, чем делиться, а чем не делиться с тем самым человечеством, о котором вы теперь так беспокоитесь, — сказал Зурзмансор, равнодушно глядя, как мучительно дышит этот когда-то властный и беспощадный, а ныне вызывающий только чувство брезгливой жалости человек.
Голем смотрел на них обоих с внимательным и напряженным любопытством, как наблюдают за поединком. Здесь не было вчерашних противников, здесь сошлось в моральном единоборстве прошлое и будущее, и будущее побеждало, а он, Юл Голем, был из настоящего, и это давало ему право оставаться почти беспристрастным рефери.
— Мы уже позаботились о человечестве. — Зурзмансор указал взглядом на окно, за которым юные граждане человечества деловито брали автографы у лауреата, засыпая его при этом градом вопросов. — Мы подготовили себе смену, а уж как она распорядится нашими дарами, решать не нам и не вам.
— Сопляки… — недоуменно прошипел старец. — Я все гадал: что вы тут с ними делаете? Опыты на них ставите или как иначе пользуете, а вы, оказывается, смену себе готовите. Себе, а значит, и нам! Эх, зря я не доверял донесениям своего агента. Дурак…
— Всего доброго, господин Советник. Надеюсь, мы с вами больше не увидимся.
Зурзмансор сделал знак доктору и вышел. Голем подошел к бормочущему и бессмысленно трясущему седой головой старику и одним рывком поставил его на ноги. Советник оказался на редкость легким. Доктор вспомнил, как двадцать лет назад этот человек яростно метался по этой же приемной и орал: «Я вам покажу сотрудничество с оккупантами! Страна, истекая кровью, ждет своих освободителей из братских демократических государств, а вы торгуете ее лучшими достижениями!» — и как наяву услышал ответ мутанта: «Зато мы не торгуем совестью, Советник». Во дворе Советник очнулся и стряхнул со своего локтя поддерживающую руку врача.
— Я сам, — процедил он сквозь вставные зубы и, тяжело опираясь на трость, поковылял к воротам.
Дети недоуменно, но вежливо расступились, пропуская это странное существо, бросающее на них злобные взгляды.
Ночью, вернувшись из гостиничного ресторана, где Банев закатил грандиозную, но широко не афишированную пьянку, Голем принял изрядную дозу деалкотина. Ожидая, пока лекарство подействует, он стал методично листать «истории болезни», которые аккуратно вел еще с тех благословенных времен, когда считал своих пациентов просто пациентами. Перелистывая страницы этих летописей, он в который раз подумал, что только за одну такую «историю» любой университет мира дал бы большие деньги. К сожалению, все придется сжечь, как только мутанты начнут Выходить. Все, что они хотели передать людям, они уже передали: и через приемщиков генерала Пферда, и через изданные под псевдонимами и тайно переправленные на «большую землю» книги, и, главное, через детей. Кое-что на память оставлено будет и доктору, в подарок.
Почти все мокрецы оказались в Лепрозории при странных обстоятельствах. Некоторые были привезены специальными агентами генерала Пферда из разных уголков большой, многолюдной страны. Некоторые «заразились» здесь же, в санатории, расположенном всего-то в восьми с половиной километрах. Были и такие, что приехали добровольно. Это были, как правило, весьма самобытные личности. Они сами, без какой-либо подачи со стороны, идентифицировали происходящие с ними странности как «очковую болезнь», сиречь «положительную реакцию на тест Голема», или «мутацию второго типа», хотя никто из них не слышал об этих, скучных для непосвященного, понятиях. Врата Лепрозория пропускали разных людей. Некоторые входили в них как во врата ада, готовые на долгое сумеречное существование изгоев, другие пытались поначалу вырваться и даже бежать, но большинство приняли свою участь спокойно, как и полагается мутантам. Они уже не принадлежали к человеческому роду, и впереди их ждало новое, наполненное иными смыслами существование.