— Да, — сказал Фошон. — У нас тут был похожий случай. Вчера вечером. Мне надо дождаться результатов вскрытия, чтобы быть уверенным. Но зеленая бутылочка вроде вашей тоже имела место быть. Я позвоню, когда узнаю что-то еще.
Глава 7
В середине дня в квартире Мариэль раздался звонок. Хоб открыл. На пороге стоял высокий, белокурый англичанин.
— Мистер Дракониан?
Хоб с некоторой опаской ответил: «Да».
— Я — Тимоти Бауэр. Брат Стенли. Этот французский полисмен был так любезен, что дал мне ваш адрес. Он сказал, что вы помогаете ему вести это дело.
Хоб пригласил Бауэра в квартиру и усадил на неудобную кушетку из черной кожи с хромированными ножками.
— Насколько я понимаю, вы частный детектив?
Хоб кивнул.
— Вы хорошо знали Стенли?
— Мы были почти незнакомы. Пару раз здоровались на вечеринках. По-моему, даже не разговаривали ни разу.
— Хм… да, — произнес Тимоти. — Простите, я не хочу лезть не в свое дело, но, если вы были почти незнакомы, почему вы помогаете французской полиции в расследовании?
— Стенли жил на Ибице, — сказал Хоб. — Я тоже большую часть времени живу именно там. А помогаю полиции я потому, что инспектор Фошон избегает вмешиваться в дела иностранцев, которые даже не живут в Париже, и потому предпочитает, чтобы этим занимался я.
— Хм… да. Полагаю, вам известно, что Стенли был гомосексуалистом?
— Да. То есть я не уверен, что это правда, но на Ибице все так говорили.
— Увы, это правда, — вздохнул Тимоти. — Из Итона Стенли вернулся отъявленным педерастом. Мне не хотелось бы осуждать его теперь, однако для семьи это было таким испытанием…
— Почему? — поинтересовался Хоб.
Тимоти снисходительно улыбнулся.
— Вы представляете себе, что такое Британия? Маленький тесный островок. Все про всех все знают. Особенно в семьях военных. Наш род восходит ко временам Ричарда Львиное Сердце…
— Который, насколько я помню, тоже был голубым? Была там какая-то история с неким Блонделем…
— Да, это так. Но об этом предпочитают не упоминать вслух. Я хочу сказать, что в Британии гомосексуализм не приветствуется — в отличие от тех же Штатов.
О том, что в США приветствуется гомосексуализм, Хоб слышал впервые, однако предпочел не возражать.
— Да, все это чрезвычайно интересно, — вежливо сказал он. — Так чем могу служить, мистер Бауэр?
Тимоти Бауэр поджал губы. Ему явно было не по себе. Довольно красивый, загорелый мужчина, лет сорока с небольшим. Он ерзал на кушетке и, похоже, не знал, куда девать руки. Наконец он положил их на колени, обтянутые серыми камвольными брюками с безукоризненной стрелочкой, и сказал:
— Понимаете, это ужасно выбивает из колеи — когда твой родной брат вдруг оказывается убит.
— Да, конечно, — согласился Хоб без особого сочувствия. — Но это все же лучше, чем наоборот, вы не находите?
Бауэр предпочел пропустить замечание Хоба мимо ушей.
— Французская полиция, похоже, понятия не имеет, кто это сделал. А вы?
— Я тоже. Да и вообще, это не мое дело.
— Я французам не доверяю, — сказал Тимоти. — Особенно когда речь идет об убийстве иностранца, да еще голубого.
Хоб пожал плечами. Нет, особого сочувствия он действительно не испытывал.
— Мы со Стенли никогда не были особенно близки, — продолжал Тимоти. — Я служу в армии. А вы ведь знаете, что такое британские военные. Офицеры — это своего рода клуб. И голубые в нем отнюдь не приветствуются. Поймите меня правильно. Сам я человек без предрассудков. Я не особенно стыдился Стенли, но, должен вам признаться, мне не хотелось, чтобы меня видели в его обществе. Мои друзья не так воспитаны. Поймите меня правильно, они замечательные люди, но гомосексуалист для них — тема для анекдота. А Стенли не скрывал своих сексуальных предпочтений. Да и почему, собственно, он должен был их скрывать? На самом деле это отчасти следствие семейного воспитания. Pater
[111]
учил нас никогда ничего не стыдиться. Хотя, конечно, кто же знал, что в нашей семье вырастет педераст?
«Должно быть, их папаша имел в виду, что не следует стыдиться, если тебе стыдиться нечего», — подумал Хоб.
— И тем не менее мне жаль Стенли. Я к нему неплохо относился, хотя его образ жизни вызывал у меня отвращение. К тому же он был моим братом. Я не хочу, чтобы это дело просто тихо задвинули. По-моему, всем известно, что французская полиция занимается подобными случаями без особого рвения.
— Глупости, — сказал Хоб. — Французская полиция вполне добросовестна, они не имеют обыкновения «задвигать» дела об убийстве.
— Но что они могут? Судя по тому, что сказал мне Фошон, это не похоже на разборки местных голубых. Стенли мог убить кто-то с Ибицы. Если это действительно так, убийца наверняка уже вернулся на остров. Вы согласны?
— Похоже, Стенли убили не без причины.
— Вероятно, в этом деле замешаны и другие иностранцы. Но ведь этот полицейский инспектор, Фошон, не полетит на Ибицу, чтобы попытаться расследовать убийство, верно?
— Нет, конечно, — согласился Хоб. — Пока что у него и нет особых причин это делать. Но он проведет расследование, можете не сомневаться.
— Не сомневаюсь. А испанская полиция ответит, что да, конечно, мы этим займемся, mañana,
[112]
и если кто-нибудь забредет в полицейский участок и сознается в убийстве, мы его непременно арестуем — разумеется, если он придет не во время сиесты. Нет, этого мало. Мне хотелось бы, чтобы этим убийством занимались со всей серьезностью.
— Так чего же именно вы хотите? — поинтересовался Хоб.
— Вы — частный детектив. Я хочу, чтобы вы нашли убийцу.
— Ну что ж, давайте обсудим. Во-первых, нам известно так мало, что найти убийцу может оказаться невозможным. Во-вторых, если мне все же повезет и я узнаю, кто это сделал, это еще не значит, что я сумею все доказать. Я хочу сказать, может случиться так, что я найду убийцу Стенли, но арестовать его не смогу.
— Ну что ж, я уверен, вы сделаете все возможное, — сказал Тимоти. — Я понимаю, надежды очень мало. Но все же я чувствую, что следует хотя бы что-то предпринять.
— Я постараюсь, — заверил его Хоб.
Тимоти достал чековую книжку, ручку с вечным пером и выписал Хобу чек на пятьсот фунтов.
— Я вовсе не богат, — сказал Тимоти. — Это все, что я могу себе позволить. Больше денег я не дам. Уверен, за эту сумму вы сделаете все возможное.