Она вспыхнула и отпустила его руку, заметив, как он смотрит на нее. Через, несколько секунд Родриго тихо и напряженно спросил ее:
— А откуда ты знаешь, что я был рядом?
— Ну, я подумала... Ты просто... Ты кажешься мне человеком, который... Который в подобной ситуации будет рядом, вот что! Хотя... — Она цинично ухмыльнулась. — Мама считает, что я отвратительно разбираюсь в людях. Может быть, она права? Как ты думаешь?
Случилось небывалое. Родриго Альба улыбнулся. Улыбка становилась все шире и шире, пока не перешла в искренний и жизнерадостный смех. Гвен радостно и изумленно смотрела на него, думая, что совместное веселье очень укрепляет отношения, а Родриго, продолжая смеяться, завел машину и выехал наконец-то на шоссе. Отсмеявшись, он пробормотал что-то себе под нос по-испански, и Гвен разобрала слово.
«Неподражаемая!»
9
— У церкви нет места для такой машины, так что припаркуемся подальше.
Родриго произнес это, тормозя и пропуская пожилую женщину, с ног до головы одетую в черное. Она медленно и величественно шла через площадь, и на ее смуглом точеном лице не дрогнул ни один мускул. Она словно не заметила серебристую машину размером с небольшой грузовик.
— Придется пройтись немного пешком, ты не против?
— Я? Конечно, нет. Я же для того сюда и приехала, чтобы осмотреть все вокруг, если уж на то пошло.
Вообще-то Родриго следовало предусмотреть ситуацию. Все было бы ничего, если бы живописная деревенька не располагалась непосредственно на каменистом склоне горы.
Улицы и стоящие вдоль них дома здесь были маленькими, тесными и узкими, потому что человеку приходилось в этих местах буквально отвоевывать пространство у скал. Когда шикарный «роллс-ройс» умудрился втиснуться в узенькую улочку между двумя крошечными домиками, сплошь увитыми цветами и виноградом, Гвен с облегчением перевела дух. Однако трудности только начинались.
— Наверное, это была не лучшая идея...
Родриго Альба с сомнением посмотрел на Гвен Ричвуд, споткнувшуюся в пятый раз и повисшую на его могучей руке. Гвен Ричвуд вяло огрызнулась:
— Отвратительная идея. С начала и до конца. Надо было вообще оставить меня дома.
— Здесь ступенька, осторож... не ушиблась?
— Можешь меня не предупреждать! Я все вижу, я не слепая и не хромая! На мне контактные линзы... Очки-то мои кое-кто раздавил!
— Зато у тебя очень красивые глаза.
Гвен споткнулась в седьмой раз и зашипела от боли. Родриго сочувственно заметил:
— Уже недалеко...
— Я бы на тебя посмотрела на таких каблуках!
— А зачем, ты одела такую неудобную обувь?
— А откуда я знала, что мы полезем жениться в горы? Знала бы — была бы в кроссовках. И в розовых шортиках.
Шикарные босоножки на очень высоких каблуках, состоящие из тоненьких ремешков, были украшены маленькими бриллиантиками, и представляли из себя убийственное во всех отношениях зрелище — золотые блики, перекрещивающие нежную кожу... Весьма подходящая обувь для горных троп.
— Ты так покалечишься. Пожалуй, мне следует тебя понести на руках...
Она была довольно высокой, но нисколько не сомневалась, что железные мускулы Родриго без труда справятся с любой ношей. Однако при мысли, что он прижмет ее к себе, Гвен стало так жарко, что она торопливо замахала рукой.
— У меня, идея получше. Вот, что я сделаю...
С этими словами она сняла туфли — и оказалась Родриго Альба по плечо. Он посмотрел на нежные ножки, утопавшие в пыли.
— Не можешь же ты явиться на свою свадьбу босиком.
— Почему?
— Потому что это не принято.
— Хо! Вспомнил о приличиях, предварительно сторговав невесту, которая, его терпеть не может! Поздно, дорогой мой.
— Я тебя не покупал!
— Не злись, я просто ошиблась в терминах. Ты взял меня в аренду.
— И тебе жаль своей недвижимости...
— Нет, должна признать, она попала в хорошие руки.
Неизвестно, к чему бы привел этот странный разговор, но в этот самый момент на площадь из-за угла вынырнул на бешеной скорости огромный велосипед, на котором сидел крошечный мальчуган. Велосипед стремительно несся прямо на Гвен, и Родриго едва успел схватить ее за руку и оттолкнуть к забору. Он яростно прокричал что-то очень сердитое вслед юному велосипедисту, а тот ответил веселым хохотом и скрылся за поворотом. Только после этого, Родриго с тревогой взглянул на застывшую в его объятиях Гвен.
— Ты в порядке?
— Д-да... только вот ты весь в пыли... Жаль... Какой костюм погиб!
— Не страшно. Сейчас отряхну — и все.
— Погоди, дай я...
— Не беспокойся, это всего лишь пыль. А вот правильно ли я расслышал насчет костюма? Кажется, ты изволила его похвалить? Неужели и во мне есть что-то хорошее?
— Есть! Костюм и есть! И если хочешь знать, чертовски трудно находиться рядом с человеком, который постоянно выглядит сногсшибательно. Это, знаешь ли, раздражает. Так что теперь...
— Теперь, когда костюм испорчен, я стал лучше? То есть, я тебе теперь больше нравлюсь?
— Ага. Ближе к народу, как говорится.
Родриго рассмеялся. Как же трудно его ненавидеть, когда он смеется...
— Только не надейся, драгоценная, что я тоже приду в церковь босиком!
— А я и не надеюсь, драгоценный! Босиком могут не все, только избранные. С тебя же хватит и слегка ослабленного галстука.
— Будь добра, ослабь мне его сама...
Задремавшее было воображение встрепенулось. Вот Гвен ослабляет узел галстука... Вот она его вообще снимает... Касается смуглого подбородка с темной тенью будущей щетины... Вот за галстуком следует рубашка...
— Сам развяжешь! Я тебе еще не жена!
Она едва ли не бегом кинулась вперед, решительно размахивая босоножками.
Дальнейший путь они проделали в полном молчании, но на вершине горы, при виде маленькой старинной церкви Гвен не выдержала.
— Какая красота!
— Нравится? Она очень старая. Здесь, кстати, венчались мои дедушка и бабушка. Они познакомились перед войной, в Мадриде. Бабушка была дочерью английского дипломата. У нее в посольстве уже был жених, помощник консула, так что вышел дикий скандал, когда они с дедом сбежали.
— И сбежали они именно сюда?
— Да, она всегда мечтала жить на острове.
Гвен почувствовала себя совсем плохо. Ей и раньше не слишком нравилась идея с венчанием, но Родриго настаивал, говоря, что для деда роспись в мэрии ничего не значит. Теперь же, возле семейного храма Альба, Гвен чувствовала себя предательницей. Это было что-то вроде святотатства... Неужели сам Родриго этого не понимает?