Вначале мне чудится, что парни в бушлатах сошли с ума. Толпа (не менее двух десятков!) пританцовывает, размахивает руками, мелькают приклады автоматов – не десантных, новых, а давно списанного старья – АК-74. Подшлемники сгрудились, склонились над чем-то невидимым…
…И тут же подались назад. Что-то встает с земли – с грязного мокрого асфальта. Человек! Человек?!
– Святый Боже! – повторяет мой сосед. Странно, я, кажется, раньше видела этого интеллигентного с галстуком. Но где?
…Из динамиков доносится вопль. Вопль – и дружный мат десятков глоток. Они тоже поражены.
Тот, кто встал с асфальта, слишком высок. Слишком широкоплеч. Слишком…
– Миня! – растерянно произносит шаман Молитвин. – Миня, ну что же ты!
Солдаты вновь кидаются вперед, и я лишь успеваю заметить шлем – странный рогатый шлем на голове у высокого, кого только что топтали и били прикладами. Он с ревом бросается на врагов, одним движением сбивая наземь полдюжины черных подшлемников. Остальные вновь отбегают, вскидывают автоматы…
– Не надо! – Молитвин вскакивает с места, кидается к экрану. – Он же ребенок! Он же ничего!..
Из динамиков доносится знакомый сухой треск. Черная широкоплечая фигура идолом застывает на месте, а затем медленно валится навзничь.
На миг мне становится жалко неведомого Миню. Угораздило парня сунуться прямо к
этим!Вот и к тебе слетели пташечки с колоколенки!
…Те,на экране, явно довольны. Возле застывшего на грязном асфальте огромного тела собирается толпа, кто-то достает фотоаппарат…
Веселятся недолго. Фотограф машет рукой, и бравые вояки спешат к ближайшему магазину. Камера скользит по вывеске –
FBR.Кажется, я там когда-то была и подивилась странному названию.
– Здесь у нас ничего нет, – тихо, словно для самого себя, произносит генерал. – Где ближайший заслон?
– Храм-лечебница № 15, психушка, – еще тише отвечает лейтенант. – Взвод старшего лейтенанта Пескаренко.
…А на площади уже вовсю идет грабеж. Через разбитую витрину выбрасывают ящики, кто-то откупоривает бутылку, добычу грузят прямо на танки, один из грузовиков – громадный «Урал» – подъезжает ближе…
Но вот ситуация меняется. Из-за угла прямо к занятой делом толпе неспешной походкой направляется худощавый коротышка в старом ватнике и подшитых темной кожей валенках. Лица не разглядеть, но, судя по всему, неизвестный не празднует труса.
– Валентин, – вздыхает Ворон-Молитвин. – Валька!
Вне сомнения, у шамана полно знакомых в Дальней Срани. И знакомых непростых!
Коротышка в ватнике смело проходит в самую гущу толпы. Вначале его не замечают, но вот один из вояк, только что опорожнивший пузатую бутылку, недоуменно поворачивается, тычет кулачищем в грудь незваного гостя.
Дальнейшее происходит в мгновение ока. Из динамиков доносится хрип, переходящий в свист. Коротышка на экране поднимает сжатый кулачок, подносит прямо к носу громилы…
Оператор возится у взбесившегося динамика, тот продолжает хрипеть, время от времени посвистывая, а коротышка в ватнике уже вовсю машет руками. Толпа расступается, образуя широкий полукруг. Кто-то, зажимая уши, пятится назад…
– Та це ж Валько-матюгальник! – не выдерживает ефрейтор-сагайдачник, до этого скучавший возле литой стальной двери. – Той, шо злыднив гоняе! Ну, всэ! Тэпэр всий их машинерии – гаплык!
Злыдням в бушлатах и подшлемниках тоже приходится туго. Но вот кто-то с сержантскими лычками дергает стволом автомата…
…И ничего. Динамик по-прежнему хрипит, коротышка машет руками, мародеры в бушлатах начинают медленно расходиться. Вот еще один поднимает автомат, целя в спину – и вскоре опускает. Осечка? Или действительно – гаплык?
Валентин-Валько подходит к неподвижному черному телу, опускается на корточки, гладит убитого по выпуклому крутому лбу. И вдруг я понимаю, что на неведомом Мине не шлем, и не карнавальная маска…
Если б еще знать, почему мне на ум самовольно приходит алкаш-Залесский?
В углу молчит нахохлившийся Ворон. Вопрос замерзает на языке.
– М-минотавр! – чуть слышно шепчет Игорь. – Жэка-Потрошитель! Вот б-бедолага!
Потрошитель? Я грустно улыбаюсь. Будь бедный Миня и вправду Потрошителем!..
Динамик, пару раз присвистнув напоследок, умолкает. Слышатся далекие голоса, негромкая ругань. Коротышка исчез, словно сквозь асфальт провалился. А может, и вправду?
– Улица Гвардейцев-Широницев! – быстро произносит лейтенант, наскоро переговорив с оператором. – Стрельба!
Он смотрит на Бажанова. Тот кивает. Оператор переключает экран…
В глаза плещет черное тяжелое пламя. Танк – огромный, приземистый, с номером 203 на приплюснутой башне, – слепо тычется прямо в дверь девятиэтажки. Бетон не выдерживает, и горящая громада наполовину уходит вглубь дома. Рядом пылает еще одна машина, танкисты выскакивают из люка…
– Ого! – констатирует мой интеллигентный сосед.
Я не спорю. Действительно, ого!.
Теперь на экране – вся улица. Возле пустого, зияющего выбитыми окнами дома, горят танки. Три уже мертвы, четвертый пытается отползти, теряя разбитую гусеницу. Остальные пятятся назад, недоуменно ворочая башнями. А рядом, возле тротуара, с невозмутимым видом за всем этим адом наблюдают коропоки. Целая дюжина. Одна из обезьян держит в лапах жестяную банку с колой…
– Кто там? Какая группа? – быстро спрашивает Бажанов, но лейтенант лишь недоуменно пожимает плечами.
…Вспыхивает еще один танк. Коропоки подпрыгивают, переглядываются…
– Ага, вот он!
В голосе лейтенанта – удовлетворение и одновременно крайнее изумление. Он – на балконе второго этажа. Старичок, лицо утонуло в морщинах, на голове – странный остроконечный головной убор, похожий на богатырский шлем. В руках у старичка – что-то длинное, широкоствольное.
– По-моему, ПТР образца 1940 года, – в голосе Бажанова слышится профессиональное любопытство. – Господин Молитвин, ваши кадры?
Шаман всматривается, кивает.
– Мои. Бозенко Афанасий Иванович. Наш завлаб в НИИПриМе.
– Так то ж дид Банзай! – вновь подает голос ефрейтор. – Сусида мий! От дид!
Между тем загадочное оружие изрыгает пламя. Раз, потом еще раз.
– Ого! – это уже лейтенант. – Товарищ генерал, а разве ПТР не перезаряжали? Там же один заряд!
Черный Ворон во френче хрипло смеется.
– А он просто забывает! Перезаряжать забывает. Он и свет в туалете не всегда выключает. Старый уже! Он ведь – последний из Широнинцев, господа! Это
егоулица.
– Позвольте! – мой интеллигентный сосед привстает, изумленно разводит руками. – Но взвод лейтенанта Широнина погиб весной 1943 года! Осталось только четверо!