Когда Мим поставила тарелки с, горячим супом и домашний хлеб на стол, Тревор, склонив голову набок, спросил Оливию:
— А ты едешь с нами кататься?
— В этот раз нет.
Тревор явно обрадовался — выходит, Лукас полностью будет принадлежать им.
После обеда Оливия помогала Мим убрать со стола. Внезапно, относя тарелки в раковину, она почувствовала усталость.
— Лукас на этот раз выглядит каким-то притихшим, — заметила Мим.
Их взгляды пересеклись, и Оливия поняла, что может довериться этой женщине.
— Я не понимаю, что происходит. Лукас наблюдает за мной, как будто ожидая, что я вот-вот потребую отвезти меня домой.
— До этого вы общались в совершенно другой обстановке, — сказала Мим. — Нет, здесь что-то еще. Впрочем, может быть, у меня просто разыгралось воображение.
— Или это интуиция.
— Вы знаете, что его беспокоит, да? Мим убирала со стола столовые приборы.
— Лукас рассказывал тебе о Седеете?
— Седеете? Он… встречался с ней?
— Она хотела выйти замуж за Лукаса. Корысти ради. Он был сильно увлечен ею, пока однажды они не провели выходные на ранчо.
— Ей здесь не понравилось?
— Это мягко сказано.
— А если я спрошу его об этом?
— Он не захочет говорить. И причин у него на это более чем достаточно.
Оливия открыла посудомоечную машину и сложила в нее тарелку. Потом быстро выпрямилась и почувствовала небольшое головокружение.
— Что с тобой? — испуганно спросила Мим.
— Ничего особенного. Доктор сказал, что у меня пониженное давление. Иногда кружится голова.
Работа по кухне была забыта. Мим выдвинула стул и села рядом с Оливией.
— Почему бы тебе не поспать, пока все на прогулке?
— Я лучше останусь и помогу вам. Мим похлопала ее по руке.
— Ты поможешь мне с ужином. Иди. Отдохни немного. Подумай о том, что тебе нужно беречь себя. И накопить сил для рабочей недели.
Почувствовав душевную близость с Мим, Оливия решилась высказать вслух то, что давно было у нее на сердце:
— Лукасу очень повезло, что он встретил вас с Уаттом в своей жизни.
— Мы всего лишь делали то, что было в наших силах. Вы с Лукасом сделаете то же самое.
Через несколько минут Оливия уже разделась и, скользнув в ночную рубашку, удобно устроилась под одеялом.
Свернувшись калачиком и закрыв глаза, она подумала, кто же такая Селеста и как она выглядела?
Когда Лукас потихоньку открыл дверь в комнату для гостей, Оливия спала, лежа к нему лицом. Ее каштановые волосы разметались по подушке.
Он вспомнил прошлую ночь. После того, как она назвала его несносным и ушла спать, он, сидя в одиночестве перед камином, кое-что понял. Оливия в самом деле верила в то, что иметь физические отношения с мужчиной означает принадлежать ему полностью, всю оставшуюся жизнь, а ей пока что неясно, хочет ли она стать его женой. Будущее представлялось Лукасу еще более неопределенным, хотя, кажется, Оливия поняла, какое важное место занимает в его жизни ранчо. Но не сравнивает ли она его с Уиткомбом?
Как будто ощутив его присутствие, Оливия открыла глаза.
Лукас сел на краешек кровати:
— Мим сказала, что у тебя кружилась голова. Она убрала волосы со лба и села, опершись на подушку.
— Мне уже лучше.
Он никак не мог оторвать взгляд от ее голых рук, от ее груди. Он посмотрел на соски, которые напряглись под шелковой материей, затем взглянул ей в глаза и увидел в них желание, такое же, какое испытывал сам. Он был уверен в этом. И все же знал, что должен уйти.
— Лукас, расскажи мне о Седеете.
На него словно подуло холодным ветром.
— Мне нечего рассказывать.
— Но Мим сказала… Он нахмурился:
— Я не думал, что Мим будет сплетничать за моей спиной.
— Она и не сплетничала. Лишь сказала, что Селеста хотела выйти за тебя замуж и что ты привозил ее сюда.
— Все в прошлом, Оливия. Давай оставим это.
— Твое прошлое — это часть тебя, а ты стараешься его спрятать. Я хочу знать, почему.
— Может, у тебя нет права знать, почему, — отрезал он.
Ее молчание подчеркнуло боль, которая была в ее глазах. Он и сам не мог понять, почему так резко ответил ей.
— Лукас! — раздался голос с лестницы и топот детских ног по деревянным ступенькам.
Оливия натянула одеяло до плеч, а Лукас пошел к двери.
— Иду, — крикнул он вниз и обернулся. — Я обещал им помочь собрать модель аэроплана.
— А я обещала Мим помочь с ужином. Мне нужно одеться.
Лукас знал, она не встанет до тех пор, пока он не выйдет из комнаты.
— Встретимся внизу, — буркнул он. Оливия не ответила, и он понял, что еще больше увеличил дистанцию между ними…
Снежок со свистом пролетел мимо нее, когда Оливия в воскресенье в полдень вышла на заднее крыльцо. Она сощурилась от слепящего солнца, которое усердно пыталось растопить снег на полях. Лукас, Русс и Джерри лепили снежную бабу. Курт и Тревор обстреливали друг друга снежками.
Джерри окликнул ее:
— Поможешь нам?
Она одолжила перчатки и ботинки у Мим, надеясь, что ей позволят присоединиться.
— Если вы не против. А то, может быть, это проект-только-для-настоящих-парней? — Она говорила, обращаясь к Тревору.
— Можешь помочь, если хочешь, — проворчал он. Она шагнула в сторону Лукаса и тут же провалилась в снег.
— Когда ты хочешь ехать? — спросил Лукас.
— Этот же вопрос я хотела задать тебе. — Отношения между ними были натянуты еще со вчерашнего дня, когда он сказал ей, что у нее нет права спрашивать его о прошлом. Этой ночью она ушла спать одновременно с Мим и Уаттом, решив, что им с Лукасом нужно какое-то время побыть вдали друг от друга.
— Если хочешь, можем отправиться до ужина, — сказал он.
— Мим обещала показать мне, как связать крючком свитерок для малыша. К тому же, она испекла яблочный пирог.
Он улыбнулся:
— Она знает, что я все отдам за кусочек яблочного пирога. Ты хочешь научиться вязать крючком?
— Я бы хотела сделать для ребенка что-нибудь особенное.
Лукас внимательно посмотрел на нее:
— Хорошо, поедем после ужина.
С помощью Оливии снежная баба быстро приобрела нужную форму. Они соорудили еще и вторую, маленькими камешками выложили рот, камнями побольше глаза, из веток сделали руки, из морковки — носы. После этого Оливия пошла обучаться искусству вязания крючком, а Лукас с мальчиками остались играть в пятнашки во дворе.