На самом деле, конечно, чушь это полная про мимические мышцы. Кошки вон тоже не улыбаются, а на фотографиях выходят. Самодовольство, лукавство, презрение — вся гамма их чувств отлично получается на снимках, а ведь у кошек тоже с мимикой плохо. Наверное, на фотографии просто нельзя передать любовь, а любовь — единственное, что умели выражать собаки.
Я все еще смотрел на снимок.
— Лапочка, — согласился я, возвращая фотографию. — Она ведь совсем небольшая была, да?
— Да, Тако у меня в кармане куртки помещалась. Это не мы ее так назвали. Она нам досталась от одного калифорнийца, он дал ей эту кличку, — начала оправдываться миссис Эмблер, будто сознавая, что собака плохо получилась на фото. Будто, придумай она имя сама, все бы вышло иначе и более подходящее имя помогло бы лучше представить Тако. Словно имя могло бы передать то, что не передавала фотография, — все, что делала, чем была и что значила для миссис Эмблер эта крошечная собачка.
Нет, конечно, имена тоже не помогают. Я вот Аберфана сам назвал. Помощник ветеринара, не разобрав, сперва вписал его как Авраама.
— Возраст? — спросил он тогда ровным тоном, хотя вместо того, чтобы тыкать по кнопкам, шел бы лучше в операционную.
— Да у вас же там все указано! — возмутился я. Он посмотрел слегка озадаченно.
— Тут нет никаких Авраамов…
— Аберфан! Черт, его зовут Аберфан!
— Да, вот, есть, — невозмутимо откликнулся помощник. Кейти оторвалась от экрана и подняла на меня недоверчивый взгляд.
— Он переболел ньюпарво?
— Он переболел ньюпарво, — подтвердил я, — а тут вы…
— У меня была австралийская овчарка.
В фургон забрался Джейк с пластмассовым ведром в руке.
— Давно пора, — сказала миссис Эмблер, — кофе остывает.
— Хотел уже домыть Винни, — объяснил Джейк. Закинув ведро в мойку, он принялся энергично качать воду. — А то запылилась по самую маковку в этих песках.
— А я тут рассказывала мистеру Маккоуму про Тако, — сказала миссис Эмблер, доставая чашку с блюдцем. — Давай, пей, пока не остыл.
— Сейчас, через минуту буду. — Накачав полное ведро, Джейк потянул его из мойки.
— У мистера Маккоума была собака. — Миссис Эмблер протягивала мужу чашку с кофе в вытянутой руке. — Австралийская овчарка. Я и рассказала про Тако.
— Ему это неинтересно. — Они обменялись остерегающими взглядами, которые в большом ходу у супружеских пар. — Ты про «виннебаго» рассказывай. Он ведь за этим сюда приехал.
Джейк вышел. Я навинтил крышку на длиннофокусный объектив и зачехлил камеру. Миссис Эмблер перелила кофе обратно в ковшик, стоявший на крошечной плитке.
— Фотографий мне, думаю, уже хватит, — поведал я спине хозяйки. Она не обернулась.
— Он не любил Тако. Даже на кровать к нам ее не пускал. Говорил, что у него ноги затекают. От такой-то пушинки.
Я отвинтил крышку с длиннофокусника.
— Знаете, что мы делали в тот день, когда она умерла? Ходили по магазинам. Я не хотела оставлять ее одну, но Джейк сказал, что ничего с ней не случится. А жара была под девяносто градусов. Мы все ходили и ходили, а когда вернулись, она уже умерла. — Миссис Эмблер поставила ковшик и включила конфорку. — Ветеринар решил, что это ньюпарво, но я знаю, что нет. Бедняжка умерла от жары.
Осторожно установив «Никон» на пластиковый стол, я прикинул параметры съемки.
— Когда умерла Тако? — спросил я, вынуждая миссис Эмблер обернуться.
— В девяностом. — Я практически беззвучно нажал на кнопку, однако миссис Эмблер повернулась уже со съемочным лицом — теперь на нем играла извиняющаяся, слегка смущенная улыбка. — Надо же, сколько времени прошло.
Встав из-за стола, я собрал аппаратуру.
— Кажется, все сфотографировал, что хотел. Если нет, я еще заеду.
— Не забудьте портфельчик. — Она подала мне айзенштадт. — А ваша собака, она тоже от ньюпарво погибла?
— Аберфан умер пятнадцать лет назад. В девяносто третьем. Миссис Эмблер понимающе кивнула.
— В третью волну.
Я вышел наружу. Джейк со своим ведром стоял позади «виннебаго», у окна. Перехватив ведро левой рукой, он подал правую мне.
— Все сфотографировали, что хотели?
— Да. Ваша жена замечательную экскурсию мне устроила. — Я пожал ему руку.
— Если не хватит, заезжайте еще, — пригласил он еще более дружески-открыто и приветливо, чем раньше, если такое возможно. — Мы с прессой дружим.
— Миссис Эмблер рассказала про вашу чихуахуа. — Я пустил пробный шар, просто посмотреть на реакцию.
— Да, жена до сих пор по ней тоскует, а ведь сколько лет прошло, — ответил он с той же извиняющейся улыбкой, что и у миссис Эмблер. — Умерла от ньюпарво. Я ей говорил, что надо привить собаку, а она все откладывала. — Джейк покачал головой. — Хотя, конечно, ее вины здесь нет. Вы ведь знаете, кто на самом деле устроил эпидемию?
Еще бы. Коммунисты, разумеется. И не важно, что у них тоже все собаки погибли, Джейк найдет, чем крыть: либо «химическое оружие вышло из-под контроля», либо «комми ненавидят собак, любой знает». А может, виноваты японцы, хотя вряд ли. Все-таки Джейка туристический бизнес кормит. А может, демократы или атеисты, или все вместе взятые — даже здесь он на сто процентов подлинный. Типичный портрет водителя «виннебаго». Но я не хочу об этом слышать. Подойдя к «хитори», я закинул айзенштадт на заднее сиденье.
— Вы ведь в курсе, из-за кого на самом деле погибла ваша собака? — раздалось мне вслед.
— Да, — ответил я, садясь за руль.
Я покатил домой, лавируя между красными водовозными цистернами, которые даже не пытались проскочить побыстрее перед камерами, и думая о Тако. У моей бабушки была чихуахуа. Пердита. Подлейшая собака на свете. Пряталась за дверью, а потом вцеплялась мне в ногу, норовя отхватить кусок, достойный лабрадора. В бабушкину ногу она тоже вцеплялась. А потом ее сразила какая-то хроническая чихуашья болезнь, от которой характер у нее еще сильнее испортился, хотя куда уж сильнее.
Перед самой смертью она даже бабушку к себе перестала подпускать, но та отказывалась ее усыплять и была с ней неизменно добра, хотя собачонка только злобилась в ответ. Если бы не ньюпарво, может, она до сих пор отравляла бы бабушке жизнь.
Я задумался, какой же на самом деле была Тако, чудо-чихуахуа, умевшая различать сигналы светофора, и действительно ли тепловой удар явился причиной ее смерти. И каково после этого пришлось Эмблерам — толкаться на ста пятидесяти кубических футах и сваливать друг на друга вину за случившееся.
Приехав домой, я сразу позвонил Рамирес и начал, по ее же примеру, с места в карьер, не назвав себя:
— Мне нужна личная страница.