— Этот муж — полный чурбан, — заключил он, как только опустился занавес после первого действия. — Ежу понятно, что у нее любовник. Почему в пьесах все настолько далеко от реальности?
— Наверное, потому, что в реальности не всем удается выглядеть как Хейли Миллс? — предположила Кэт. — Она замечательно сохранилась, да, Сара? Все такая же молодая.
— Издеваешься? — не отступался Эллиот. — Да, я понимаю, многие закрывают глаза на любовные шашни своей половины, но…
— Мне надо в уборную, — объявила Кэт. — Там, небось, жуткая очередь. Сара, пойдем со мной, расскажу тебе печальную повесть о моем сервизе. — Они протиснулись мимо нас.
— Возьмите нам по бокалу белого вина, — обернувшись, крикнула Сара. У нас с Эллиотом ушло десять минут на то, чтобы пробраться к бару, и еще пять мы провели в очереди. Сара и Кэт не возвращались.
— Где ты был весь день? — поинтересовался Эллиот, отпивая вино из Сариного бокала. — Я тебя искал за обедом.
— Кое-что пытался выяснить. Скажи мне, станция метро «Холборн», она где, в Блумсбери?
— Наверное. Я на метро не езжу.
— Там поблизости больниц нет?
— Больниц? — озадаченно протянул он. — Не знаю. Вряд ли.
— А церквей?
— Понятия не имею. Это все к чему?
— Тебе не доводилось слышать про инверсионный слой? Воздух попадает…
— Кончится когда-нибудь это форменное безобразие в женских туалетах? — возмутилась вернувшаяся Сара, выхватывая у Эллиота бокал и отпивая глоток вина. — Я уж думала, мы все третье действие там простоим.
— А что, это мысль! — обрадовался Эллиот. — Не хочу уподобляться Старикану, но, честное слово, спектакли пошли один другого хуже. Ну кто поверит, будто муж Хейли Миллс такой недоумок — в упор не видит, что у жены роман с этим… другим… как его?
— «Поллианна», — вклинилась Кэт. — Я все вспоминала, вспоминала, полспектакля не могла вспомнить. Это про ту девочку, которая во всем видела только хорошее.
— Сара, — спросил я, — рядом с «Холборном» есть больницы?
— Детская, на Грейт-Ормонд-стрит. Та самая, которой Джеймс Барри завещал все доходы. А что?
Больница на Грейт-Ормонд-стрит. Вот оно. Ее использовали под временный морг, и воздух…
— Все настолько очевидно! — Эллиоту не давала покоя тема супружеской неверности. — Как она оправдывается, объясняя, где была…
— Ведь замечательно же выглядит, правда? — повторила Кэт. — Как думаете, сколько ей сейчас? На вид совсем молодая!
Звонок возвестил конец антракта.
— Пойдемте. — Кэт поставила бокал на столик. — Не хочу опять пробираться по ногам.
Сара залпом допила вино, и мы пошли по проходу. Все равно опоздали. Зрителям в начале ряда пришлось подниматься, чтобы нас пропустить.
— Но согласитесь, — опускаясь в кресло, продолжал доказывать Эллиот, — что любой человек в здравом уме…
— Тс-с-с! — зашипела Кэт, перегнувшись через меня и Сару. — Уже свет гасят.
В зале потемнело, и я почувствовал странное облегчение, будто нам только что удалось избежать катастрофы. Занавес поехал вверх.
— И все равно! — театральным шепотом возвестил Эллиот. — Невозможно до такой степени оглохнуть и ослепнуть, если жена буквально тычет тебе в нос своим романом.
— Почему? — откликнулась Сара. — Ты же смог. И на сцену вышла Хейли Миллс.
В темноте Эллиот как ни в чем не бывало аплодировал вместе со всеми. Наверное, подумал, что ему показалось, как мне насчет ветра в метро — когда все происходит слишком быстро и не знаешь, что было на самом деле, а что нет. Он решит, что ему послышалось, перегнется через меня и спросит:
— В каком смысле? У тебя, что, роман? А Сара прошепчет:
— Конечно, нет, глупый! Я хотела сказать, что ты никогда ничего не замечаешь.
И катастрофы не будет, ничего не случится…
— Кто он? — потребовал Эллиот.
Его вопрос прозвучал в паузе между репликами Хейли Миллс и ее мужа, и мужчина в переднем ряду сердито обернулся.
— Кто он? — Эллиот повысил голос. — С кем утебя роман?
— Не надо… — сдавленным голосом попросила Кэт.
— Да, ты права. — Эллиот встал. — Какая, к черту, разница? — И он, по ногам сидящих, выбрался в проход.
Сара посидела минуту, показавшуюся мне бесконечной, потом кинулась следом, по дороге споткнувшись о мою ногу и чуть не упав.
Я посмотрел на Кэт, раздумывая, догонять ли Сару. Все-таки у меня номерок на ее пальто с шарфом. Кэт, зябко закутавшись в пальто, оцепенела, глядя на сцену.
— Так дальше нельзя, — произнесла Хейли Миллс, которая вдруг стала выглядеть точно на свой возраст, но отважно продолжила диалог. — Давай разведемся.
Кэт встала и протолкалась мимо меня, а я последовал за ней, бормоча на ходу «простите» и «извините».
— Все кончено, — возвестила Хейли со сцены. — Неужели сам не видишь?
Кэт я догнал только в вестибюле, почти у самого выхода.
— Подожди! — Я ухватил ее за руку. — Кэт, постой! Побледнев и стиснув зубы, она пролетела в стеклянные двери, глядя перед собой невидящим взглядом, и только на тротуаре остановилась в растерянности.
— Сейчас поймаю такси, — пообещал я, и тут же мелькнуло: «По крайней мере, не придется отвоевывать его у остальных театралов».
Как бы не так! Закончился спектакль в «Аполло», на улицу высыпали зрители, разъезжавшиеся после «Мисс Сайгон» и бог знает чего еще. По обочинам столпились свистящие и машущие претенденты на такси.
— Подожди здесь! — Я потянул Кэт обратно под навес «Лирика», а сам ринулся, вытянув руку, в людскую гущу. Такси свернуло к обочине, однако всего лишь затем, чтобы обогнуть группку перебегающих дорогу с газетами над головой. Водитель, высунув руку, ткнул пальцем в светящуюся надпись «занято» на крыше.
Я шагнул на проезжую часть, высматривая в потоке свободное такси, но тут же отпрыгнул, уворачиваясь от веера брызг из-под колес промчавшегося мимо мотоцикла.
Кэт потянула меня за полу пиджака.
— Бесполезно. Только что кончился «Призрак оперы». Такси не достать.
— Тогда дойду до какой-нибудь гостиницы, — решил я, — и попрошу швейцара, пусть вызовет. Подожди здесь.
— Нет, не надо. Доедем на метро. «Пикадилли-Серкус» же рядом, да?
— В двух шагах. — Я показал рукой.
Она кивнула и подняла над головой сумочку, безуспешно пытаясь спасти прическу от дождя. Мы выскочили из-под навеса на тротуар, прошмыгнули сквозь толпу и нырнули в недра «Пикадилли-Серкус».
— Здесь хотя бы сухо, — подбодрил я, выуживая из кармана мелочь на билет.