Мотя замолчал и посмотрел на Катю.
Катя выслушала этот монолог в задумчивой рассеянности – она знала, что Мотя иногда склонен к красивым, но непонятным высказываниям. Она даже гордилась тем, что подобные монологи были обращены именно к ней (многие ли женщины слышали такое не с телеэкрана и динамиков аудиокниг, а от своих мужей?), но давно к этому привыкла и не пыталась понять Мотины слова логически. Катя воспринимала их как музыку, улавливая эмоциональную мелодию столь же легко, как легко угадывала смысл музыки Вивальди или Свиридова.
Поскольку Катя молчала, Мотя снова обратился к экрану и через минуту сказал:
– А вот и для тебя, Камо, подарок! Только вряд ли ты его скоро получишь; нет у тебя в ветеринарном паспорте украинской визы, а без нее тебя в Киев не впустят!
Камо с недоумением посмотрел на Мотю – что это за причуды?
Но Мотя прочитал: «Национальный банк Украины… вводит в обращение с 4 января 2006 года памятную монету “Год Собаки” номиналом 5 гривен, посвященную году Собаки, одного из животных восточного календаря, который основан на 12-летнем цикле Юпитера». И монетка-то не простая! Вот, смотри: «Монета изготовлена из серебра 925 пробы, ее масса – 15,55 грамма, диаметр – 33,0 миллиметра, тираж – 12 тысяч штук».
Мотя посмотрел на Камо оценивающе, прочитал: «На реверсе монеты изображена собака в окружении стилизованного растительного орнамента» и провозгласил:
– Ну, прямо вылитый твой портрет на вилле Доркона!
Катя улыбнулась и почесала Камо за ухом:
– А что, Камо, и вправду – не сбегать ли тебе в Киев да не притащить ли оттуда килограмма полтора этой «мелочи»? Глядишь, и обеспечишь нам с Мотей спокойную старость… Только я тебя не пущу – не верю я в украинскую халяву. Также как и в русскую, и в еврейскую, и в американскую… За одну такую монетку сдерут там с тебя три шкуры, а мне что останется? Что я тогда чесать и гладить вот так буду?..
Камо с удовольствием подставлял бока под ласковые Катины руки.
Но Катя, потрепав его по голове, сказала:
– Хватит, хватит, ненасытный пес… Все, иди спать…
Камо, немного еще поелозив на спине, понял, что чесание и игра и вправду закончились, тихонько прошел в свой угол и лег на подстилку, положив на подушку голову и подсунув под нее передние лапы, повторив позу «младенца в утробе».
И Катя встала, потянулась, и сказала, отвечая Моте на его монолог:
– Ну, это все-таки философия, а в реальной жизни гораздо важнее понимать не то, «что есть мы и что есть мир», а что и как нужно сделать сегодня, чтобы завтра этот мир не подсунул нам болезненное одиночество в нищей старости, когда ждешь только одного… В «серебряном веке» русской поэзии жила такая поэтесса, Черубина де Габриак. Она это чувствовала тонко:
Он подошел к постели
И улыбнулся: «Ну, что ж,
У нас зацвели асфодели,
А ты все еще здесь живешь?
Когда ж соберешься в гости
Надолго к нам?..»
И флейту свою из кости
К моим приложил губам.
Губы мои побледнели
С этого самого дня.
Только бы там асфодели
Не отцвели без меня!
Она не стала объяснять что-то подробнее – видела, что Мотя «витает в облаках» и все равно не поймет ее. А потому просто добавила:
– И последнее разумное сегодняшнее мое действие будет простым и ясным – я иду спать. И ты не засиживайся: Камо утром не даст тебе поваляться в постели, а высыпаться «здесь и сейчас» у нас должны все – иначе кто завтра с энтузиазмом сходит в магазин за картошкой и вымоет после обеда посуду?..
Конечно, последний вопрос был сугубо риторическим, поскольку никакого энтузиазма проявлять было вовсе не нужно – мешок с картошкой стоял в лоджии, а нажать кнопку посудомоечной машины Моте не составляло труда даже тогда, когда он, увлеченный очередной своей работой, путал банки с солью и сахарным песком, заваривая себе очередную чашку кофе.
Другое дело, что на завтра был назначен старт зонда, и нужно было быть свежим в то время, когда обычно у Моти наступал первый пик сонливости – около девяти часов вечера. Его личная кривая тяги ко сну в соответствии с распределением Менделя имела три пика – в девять вечера, в три часа ночи (абсолютный максимум) и в девять утра, когда его, как правило, начинал теребить Камо, жаждавший глотнуть свежего воздуха.
Так бывало обычно. Но, конечно, 19 января 2006 года, когда с мыса Канаверал со стартового комплекса номер 41 космического центра имени Кеннеди в 22 часа по московскому времени, после нескольких нервирующих задержек, все-таки успешно стартовал зонд «Новые Горизонты» к Плутону, Мотя не выглядел «сонной мухой».
Он следил за стартом по трансляции в Интернете. В Калифорнии было ясно и солнечно, и только небольшие облачка оживляли голубизну неба. Но это «оживление» стоило ожидавшим старта нескольких томительных минут – запуск должен был происходить при двухкилометровой прямой видимости взлетающей ракеты, так что пришлось дождаться настоящего голубого окна прямо над головой.
И когда, наконец, 60-метровая ракета «Атлас-V» при нарастающем рокоте двигателей, выбросив горизонтальные облака дыма, оторвалась от Земли, Камо восторженно взвизгнул, а Мотя и сам невольно приподнялся, как бы пытаясь ей помочь.
Разумеется, никакой помощи ей не было нужно. Она была способна доставить на орбиту 20 тонн, а зонд был в 40 раз легче. И вся ее мощь была направлена на небывалый разгон этого зонда.
И разгон начался – ракета «встала» на все удлиняющийся шлейф дыма, выбрасываемого пятью твердотопливными «бустерами», помогавшими на первых порах четырем российским РД-180. Все вместе они и построили за сто секунд работы шлейфовую колонну, пробившую облака. Потом, красиво освободившись от «сделавших свое дело» бустеров – их отход от корпуса ракеты для зрителей выглядел как фантастическая мультипликация, нарисовавшая на экране неба прощальный цветок, – ракета превратилась в яркую звезду и растворилась в голубизне калифорнийского неба…
И через три минуты ракета была на высоте 80 километров. Ее скорость равнялась уже 3 километрам в секунду! В этот момент перегрузка достигла пятикратной величины, и каждый «лишний» килограмм «съедал» мощность двигателей и замедлял рост скорости. Для облегчения конструкции в начале четвертой минуты полета был сброшен головной обтекатель, поскольку основная толща атмосферы была уже позади.
Через 4 минуты 38 секунд с облегчением выдохнули представители НПО «Энергомаш», присутствовавшие на старте – отделилась первая ступень с блестяще отработавшими российскими двигателями, которые разогнали аппарат до скорости более чем 5 километров в секунду!
Но самым эмоциональным впечатлением от старта стала для Моти вовсе не техническая грандиозность события, не завораживающая красота зрелища, а тот тон, которым его комментировали. Это был не надрывный тон спортивного комментатора с финала чемпионата мира по футболу, а просто спокойный, абсолютно будничный тон диктора, сообщающего прогноз погоды на завтра. Оказалось, что такой контраст тона и смысла и был самым изящным украшением происходящего.